Я на секунду прикрыл глаза. Я смертельно устал. Я почувствовал гнев там, внизу.
Но сейчас было неподходящее время.
Пусть вещи в глубине там и останутся.
— Эй, Сигги, — сказал я ласковым голосом.
— Точно такой же, — невнятно пробормотала Гард. — Там где Нейтан погиб.
Ее покрасневшие глаза наполнились слезами.
— Проклятый узел. Часть нашей инвентарной системы. Отметка. Один эйнхерий, подобранный и находящийся в пути.
— Нейтан... — проговорил я. И тут в голове щелкнуло. — Хендрикс. Хах. Он совсем не походил на Нейтана.
Я плюхнулся на ящик рядом с ней.
Она протянула мне бутылку. Наверное, мне следовало бы выпить воды. Это гораздо более взрослый напиток, нежели виски. Но я сделал солидный глоток и позволил ему гореть внизу.
— Он ненавидел это имя, — сказала она. — Его мать...
Она покачала головой.
— Что ж. Это больше ничего не значит.
— Эйнхерий, — повторил я. — Мерф не умерла славной смертью.
Глаза Гард блеснули.
— Она умерла, убивая Йотуна, — жестко сказала она. — Она сделала это, защищая тебя. И вот результат. Она погибла смертью война. Той, в которой нет личной славы. Той, что произошла, потому что она делала то, что было необходимо.
Я наклонил свою голову к ней.
Она неопределенно махнула рукой у виска.
— Это ограниченный интеллектус, отвечающий за погибших с честью и их деяния. Я знаю, кем она была, Дрезден. Не смей принижать ее смерть, утверждая, что она была менее, чем кульминацией жизни, полной привычной доблести.
Ладно.
На это я мало что мог ответить.
Я откинул голову назад, оперевшись на ящик позади меня и залился ровными слезами, которые почему-то совсем не влияли на мое дыхание.
— Умереть гораздо хреновее, чем не умереть. Ей следовало оставаться в укрытии.
— Если бы она осталась, ты бы сейчас был мертв, — заметила валькирия. — Как и я. Как и множество людей. И мир погряз бы в хаосе.
— Подожди немного, — мрачно сказал я. Я отпил еще и вернул бутылку. И добавил. — Я хочу, чтобы ты передала ему кое-что от меня.
Гард посмотрела на меня, внезапно насторожившись.
— Прежде, чем ты заговоришь, знай: создание с которым ты имеешь дело — это... только грань существа, чьим символом оно является. Его личины созданы для того, чтобы превратить его в то, что смертный разум может с готовностью принять. Но хотя у него, возможно, и нет той силы, что была когда-то, это создание из стихийных. Оно не принимает так легко оскорбления или угрозы.
— Хорошо. Потому что я не раздаю их легко, — ответил я, низкий раскат грома разразился в моих тихих словах — Передай Одину, что Гарри Блэкстоун Копперфильд Дрезден говорит, что если он не будет обращаться с Мерфи лучше, чем я сам, то я вышибу его дверь, ощипаю его сраных воронов, уложу его на лопатки, отобью ему кишки, притащу на остров и запру в одной камере с Этниу.
Гард моргнула.
— Я уже однажды уделал божественную сущность, — заявил я. — Если мне придется сплотить нацию для этого, то я сделаю это снова. Передай ему в точности то, что я сказал.
Мгновение Гард таращилась на меня. Затем медленная, хотя и грустная улыбка коснулась ее губ.
— Я передам ему, — пообещала она. А затем мягко добавила, — Думаю, ему это понравится. В отличие от близнецов. Не бойся за свою деву щита. В наших залах воинам, погибшим за семью, за долг, за любовь, воздается уважение, которого заслуживает такая смерть. Она ни в чем не будет нуждаться.
Я кивнул. Затем чуть погодя, я начал было:
— Если она теперь среди эйнхериев...
Гард покачала головой.
— Не раньше, чем память о ней покинет умы тех, кто знал ее. Это та граница, которую даже Всеотец не может преодолеть.
— Она, э-э... — протянул я. И несколько раз моргнул. — Она была не из тех, кого легко забыть.
— Это так, — согласилась валькирия. — И она заслужила свой покой.
— Она заслужила больше, чем пулю в шею, — сплюнул я.
— Все войны умирают, Дрезден, — ответила Гард. — И если они умрут, будучи верными своему долгу и чести, большинство сочтет это подходящим концом достойной жизни. Как и она.
Я кивнул.
— Нахрен достоинство, — тихо и несчастно проговорил я. — Я скучаю по ней.
Прошли молчаливые секунды, пока я на недолго бы слеп.
— Прости меня, — сказал я. — За... Нейтана. Он был верным другом до конца.
— О, мужайся, Дрезден — отозвалась Гард. — Ты все еще здесь.
Но она кивала, пока говорила это. И она тоже плакала.
Через несколько дней у нас были похороны, а затем поминки у Мака, команда Паранета и я.