С юных лет Вольга, племянник князя Владимира дружил с Алёшей, сыном Левонтия. И дня не проходило, чтоб отроки ни набедокурили. Как видно попович был не шибко набожным. Дабы силу их направить в русло доброе наказали им в дружине служить ещё с младых ногтей. Тут уж показали они свою удаль молодецкую. Однако были они ещё теми гуляками. Как с походов ворочалися, так сразу родители по всему Киеву запирали да прятали дочерей своих, чем удальцов горячих лишь раззадоривали. Жила краса одна в Киеве, коей имя было Еленушка, сиротою она была. Ох, и ревностно оберегали прекрасницу ту братья её Збродовичи. Стали друзья жребий бросать, кому из них достанется она, и верх взял Алёшенька. Не прошло много времени, как умыкнули молодцы Еленушку. Прознали про то братья Збродовичи, дела побросали свои купеческие, да сестре своей молвили, что в отчий дом отныне дорога закрыта ей. Опечалилась тут же Еленушка, готова уж руки наложить на себя, богу душу отдать. Весть дошла о том до Левонтия, вызвал сына к себе в тот час же и заставил Алёшу повенчаться с бедной девицею. С тех пор Попович и образумился, не сказать чего о Святославиче.
В пору ту разразилась война меж Владимиром киевским и князем Батуром Батвесовым, коий в Орде ярлык выкупил на владение землями русскими, мол, отныне Киеву дань платить должно ему. И случилась сеча кровавая, ох немалым числом полегло русичей. Средь погибших оказались братья Вавилы Кузьма и Демьян, и богатыри рязанские Василий Казимерский и… Добрыня Никитич. Молодая жена его Настасья Микулишна вдовицей осталася, а его матушка Амельфа Тимофеевна горя не вынесла и померла. Тут-то и начинается самое главное – Вольга, недолго думая, положил глаз на красу овдовевшую, убеждать её стал стать женой ему мужнею. Тут и князь ратовать стал за племянника, как воротился вдруг Добрыня из плена татарского. Оказалось, попали они, Добрыня и Василий, в орду пленниками, и коль не благодетель тайный, что побег им устроил, так и сгнили бы они гребцами на кораблях ордынский. Пока добирались до родной сторонушки, сгинул Василий при побеге раненный. А тут ступил Добрыня в стольный Киев град, горем раздавленный, как слышит молву о скорой свадьбе Вольги с Настасьей Микулишной. Всем народом честным киевским оттягивали его от Вольги, когда он топил того в реке Смородине. С тех пор у богатырей всё и не заладилось. А как Добрыня заместо Вавилы воеводой стал, так и вовсе Владимир Вольгу при себе оставил, и Святославич отныне князя в путешествиях сопровождает, или с какими его поручениями справляется…
Заинтересовался Илья о каком таком тайном благодетеле Добрыня говаривал, на что ответил Иван, что Добрыня сказывал о том князю токмо, мол, тайна это великая. Не раз уже спаситель тот возвращению русичей поспособствовал…
10
Не минуло и дня после их возвращения с похода супротив хана Воронко, как явился Илья ко Владимиру, дабы поведать ему о своих подозрениях в адрес купца новгородского. Но вошёл только в палаты он княжие, как увидел, что сидит Садко подле Владимира, и рассказывает тому о своём возвращении из Сарая, сердца ордынского. Молвит он, что явился от хана верховного с обещанием оного вечный мир блюсти с князем Владимиром.
– Вот и наш славный молодец! – Вышел на встречу Владимир к Илюшеньке. Увидел Илья, что князь хоть и весел духом был, но хворь не ушла от него никуда, на ногах своих еле стоял он. – Только помянул тебя, братец мой названный, – указав перстом на Садко, воскликнул он, – как явился ты тот час же к нам.
– Так и есть всё во истину, – добавил Садко. – Коль ни помощь твоя непосильная, то ерём постылый не сбросить нам. – Глаза его радостью светятся, но увидел Илья в них ещё кое-что – знал Садко зачем Илья к князю пожаловал, точно знал…
Что ответить мог тут отрок муромский? И пошёл восвояси он, понурив своею головушкой…
А с колокольни смотрел Левонтий в след ему, головой качая наполненной думами в цвет одеянью своему чёрноризному. Только скрылся Илья в конюшне, как явился на зов батюшки витязь Алёшенька.
– Сын мой, кровинушка, – начал Левонтий. – Ты прости меня, оторвал тебя от жены твоей. Но не мог я долго ждать. Дошли до меня вести страшные. Рассказали мне княжьи лекари, что непростая хворь напала на князя нашего – а суть сглаз волхованием посланный…
Закрались в души Алёши вдруг подозрения…
– А ведь ничего подобного издавна не было, как вера христова изгнала с Руси порядки языческие. Но явился лишь отрок сей, веру нашу не отринувший, так дела твориться начали чёрные…
– Что-то в толк мне не взять, родной батюшка, не хулишь ли Илюшу ты Муромца? Ведь он кровь проливал за наше отечество. Да и ни помощь коль его в походе-то давешнем, так и остались бы мы прокорм воронью на том полюшке…