– Как ни странно, но я даже рад, что ты остался в живых.
– Благодарю, господин, благодарю… – Залепетал пленник.
– Твои ратники успешно добрались до Киева под покровом моего повелителя. Я дарую тебе возможность смыть свой проступок. Ты возглавишь их…
И вот сейчас всё решится. Послышалось, как в сенях княжьего терема засуетился народ. Идут! Они идут! Кудрёванко махнул своим воинам – приготовиться…
Только вошли богатыри и стрельцы, держа на руках мёртвых Владимира и Добрыню, боярами ведомые, как вдруг захлопнулись двери терема за ними. И тут же налетел на вошедших кто-то. И пролилась кровь! Вороги, в стрелецкие да боярские одежды ряженные, со всех углов повыскакивали, и давай разить, казалось, всех кто ни попадётся под руку. Вот только, отметил Илья про себя, меч из ножен доставая, кто-то из бояр и стрельцов от страху трясётся иль бежать пытается, а кто невредимый, как ни в чём ни бывало, мимо душегубов проходит в сторону. Измена! – промелькнула мысль у Ильи в голове. И уж, было, готов он был в сечу ринуться, как вдруг почувствовал, что кто-то в спину ему лезвие воткнул. Тут же руки от боли адской бессильно разжались. Глядь назад – это Гришка Степанов его засапожником ударил! А затем, даже не глянув на Илью, схватил он меч-кладенец, из рук выпавший, и пропал из глаз долой. Прочие же богатыри не на шутку с супостатом вероломным схватились, и никто не увидел Гришки предательство. Ноги Ильи подкосились, и рухнул на пол он.
Алёша Попович в атаку немедленно бросился, высматривая меж тем, где его батюшка? Но так и не найдя его ни живым, ни мёртвым, выдохнул облегчённо, знать не вошёл он в терем-то. Тут же выхватил из руки ряженного клинок и давай разить проходимцев, как видит вдруг среди них Кудрёванко! Что он делает здесь, коль сидеть должен нынче в темнице узником? Как оттуда сбежал? Кто его выпустил? Тут же Алёша бросился на него:
– Зря я тебя не удавил голыми руками ещё на Камском побоище! – Крикнул он на Кудрёванко глядючи. Тот же увидал только Алёшу, так сразу страхом сменилась радость на лице его. После очередного удара богатыря выпала из рук его сабля, и свалился он на колени пред витязем. Взмолился он, было, о пощаде, но увидел ненависть лютую в глазах противника. Бросить успел он только последний взгляд на стоявшего в стороне Дюка Степанова, как слетела голова с плеч его. Лишь Илья, на полу лёжа, кровью истекая, заметить успел куда перед смертью глянул Кудрёванко. Глаза его уже пеленой красной застлало, но нашёл в себе силы он не сомкнуть очей своих, так как заметил вдруг меч Святогоровый в руке Гришки предателя, стоящего позади боярина Дюка. Степанов же уловил на себе взор раненного Ильи и словно оскалился.
В этот момент всё стихло. Илья попытался понять, что произошло, как перед ним показался Садко:
– Илья, что с тобой? – Тут он, видимо, увидал кровь и промолвил: – Тебя ранили!
Илья попытался что-то произнести, как его подхватили на руки.
– Степа… – Всё силился он из себя выдавить, когда все услышали, как с грохотом отворились двери и в зал высыпали ощетинившиеся копьями молодцы из княжьей охраны, видать прибежавшие со стен крепостных. В след за этим раздался голос Дюка Степанова:
– Слава тебе, Господи! Поспели уж наши спасители! – Из-за спин ратников тут же показался народ киевский. – Никто и помыслить не мог о вероломстве подобном! – Крикнул Дюк, на дружинников перстом указывая. – Их встречали здесь как победителей, наших защитников, а они что удумали?! Сговорились с проклятым Кудрёванко, погубили князя с Добрынюшкой, и задумали нас всех здесь вырезать! – тут же наперебой «выжившие» бояре начали Дюку поддакивать. – Что ж вы наделали? Совсем, поди, от крови и убийств обезумели?! Коль ни Дунай и Григорий, так и погубили бы нас и остались бы безнаказанны!
Изумлённые богатыри устремили свои взоры на стоявших пред Дюком Дуная и Гришку. Никто даже представиться в страшном кошмаре не могло, что такой бравый рубака, как Дунай мог предать своих соратников!
На Дюка, ни о чём не думая, под крик испуганной толпы бросился Алёша Попович. Казалось, Гришка и Дунай даже не попытались удержать его, однако же, обнажили мечи пред кинувшимися, было, за Алёшей дружинниками. Но к своему удивлению Алёша вдруг застыл, понимая, что не способен даже пошевелиться, опутанный чарами колдовскими. Дюк наклонил к нему голову и тихо, так чтоб никто не услышал, произнёс: