— Александр Глебович, у Вас есть какие-то неприятные воспоминания в жизни?
— Нет, честно говоря.
— А особо приятные?
— Особо приятными воспоминаниями я бы делиться не стал.
— А Вы когда-нибудь будете писать мемуары?
— Если у меня будет время для писания мемуаров, то я лучше займу его чем-нибудь другим.
— Издательство «Палея» в серии «Жизнь замечательных россиян» выпустило книжку о Вас…
— Это вообще бред. Я был в диком ужасе. Вот типичный вариант, когда человек слышал звон, но не знает, где он. Это нахватанные, маленькие какие-то кусочки полуправд из разных периодов жизни. Я не могу сказать, что я приветствую выход этой книги. Хотя кое-что… там более или менее… приблизительно… правда.
— Известно, что вы пели в церковном хоре… В 20 лет собирались принять постриг. Это правда?
— В юности я был очень верующим человеком. Сейчас — меньше. У меня солдатская профессия. Состояние веры — состояние сосредоточенности. Сейчас эта роскошь недопустима.
— Свободного времени, конечно, нет?
— Прежде всего давайте уточним: что такое свободное время?
— Отдых, восстановление сил после работы, когда вы никем и ничем не заняты.
— Такого у меня нет вообще.
— Значит, отдыхать вы не любите или нет возможности?
— Кто не любит отдыхать? А возможности действительно нет. Если же выпадает редкий свободный день, то… патологически хочется бездарно выспаться.
— Говорят, репортера кормят ноги?
— Не только ноги, но и руки, сообразительность, настойчивость, если хотите — нахальство, физическая выносливость. Так, был в ранние «секундовские» времена случай, когда прямо из нашей автомашины пришлось прыгать на закрывающиеся ворота предприятия, куда нас не хотели пускать, а мы не хотели терять время, спешили снять нужный сюжет. Думаете, нас везде встречают с распростертыми объятиями? Не-е-т. Чуть промедлишь — и снимать нечего — скроют, спрячут.
— У вас есть какие-то «фирменные» приемы для получения-информации?
— Ничего, кроме напора. Кавалерийской атаки. Идешь на бой, и будь что будет. Все, пожалуй. Никогда не выдумываю заранее вопросов. Вообще, процесс добывания информации для меня почти физическое удовольствие.
— Значит, выкраиваете время для занятий физкультурой?
— Нет, физическое состояние поддерживаю непрерывностью боевого стиля работы: перелезаю через заборы, занимаюсь в студии беготней по лестницам. Мы же — обычные солдаты своей работы. Карате, дзюдо, прочими борцовскими искусствами никогда не занимался.
— Ну а если придется постоять за себя в «простом» бою?
— Просто так и постою, кулаками. А коли пойдут очень серьезные вещи, сделаю это с помощью какого-нибудь оружия. Думаю, я его случайно найду в нужный момент.
— Вижу у вас в студии манекен с будто взрезанным животом. Что такое?
— Бронежилет привезли из Москвы, решили его испытать. Надели на манекен — вот вам результат, пробило.
«В НТК‑600 имели место и кое-какие схватки. Месяца два назад прибыл в Питер Анатолий Кашпировский. Не заехал в гостиницу, не пообедал — сразу в «Секунды» со всей командой. Закрылись вдвоем с Невзоровым в его кабинете и два с половиной часа не выходили. Сидевшие в другой комнате коллеги строили самые невероятные догадки о предмете разговора. И никто не угадал: Невзоров и Кашпировский ни о чем не говорили, а молча смотрели друг на друга — был спор, кто кого. Сошлись на ничьей.»
(«Вечерний клуб», 16 мая 1992 г.)
— А все же если выкраивается свободная минута?
— Сразу «рву когти» на конюшню в парк «Челюскинцев». Привык работать с конем с детства. Особенно люблю конные трюки. От них у меня осталось… три сломанных ребра, ключица и поврежденная нога. Три месяца пролежал загипсованным и замотанным бинтами в больнице. Все указания врачей выполнял неукоснительно… только наоборот. Еще забинтованный снова сел на лошадь. Сейчас, конечно, стало гораздо сложнее. Стоит сесть в седло, как тут же появляются поклонники: кто охает, кто ахает, молодые мамы с младенцами в колясках забывают о своих малышах, бабушки и дедушки норовят чуть ли не стащить меня с лошади…