— Но инакомыслящих вы терпите?
— У нас иконописная мастерская, можно так сказать. Большое заблуждение, будто Рублев писал иконы. Существовал Строгановский лицевой подлинник, толстенная книга, где на пятистах листах были нанесены контуры всех икон и всех библейских сюжетов. Это было канонизировано. Иконописец брал и только раскрашивал заготовку. Так и у нас, отсебятины не требуется.
— Сложная аналогия.
— Простая. Мы пользуемся естественными взглядами, когда не нужно изобретать велосипед. Красть плохо, предавать плохо, святые святы, а подонкам — бой. Вот наши истины. Все.
— Можно только гадать, сколь трудно и опасно добывать разоблачительную информацию?
— У меня есть команда, которая работает на меня. Как-то мы сообщили об убийстве человека, решившего работать на нас: он был как раз из той организации, с которой мы воевали. Это не шуточные игры.
— А были у вас провалы «агентов»?
— Нет, но рассекречиваться некоторым приходилось. К примеру, наш товарищ Н., в скрупулезности и объективности его я был уверен, передал нам информацию, которую я без проверки на свой страх и риск выдал в эфир. На нас подали в суд, и, поскольку крыть мне было нечем, я уже был готов к тому, чтобы принести свои извинения. Но Н. решил иначе. Он пришел в суд и представил документы в нашу пользу. Суд мы выиграли, но со службы Н. пришлось уйти. Потом он у нас работал на договоре.
— Есть ли у вас законы, от которых нельзя отступать?
— Обо мне ходят легенды, что я готов пойти на все ради информации. Что ж, образ разбойника-репортера мне ближе, чем образ розово-голубого героя. То, что некоторое время назад прозвали гласностью, — та область, та земля, которая завоевывается. Земля нам абсолютно неизвестная. И первыми на разведку, на завоевание идут люди с авантюрным характером, с особым психологическим свойством натуры: им очень трудно сохранить белоснежными манжеты. И я, естественно, тоже не совершенство.
— Передачу «600 секунд» называли «хроникой разложения». А была ли у вас собственная, личная концепция информационного выпуска?
— Просто хотелось показать правду нашей жизни, жизни без прикрас. Это была попытка бросить беспристрастный и честный взгляд на происходящее в стране. Никаких политических целей мы не преследовали, в нашей редакции не было ни одного партийного сотрудника. Пресса, телевидение, я считаю, должны быть свободны и независимы. Главное условие — честность.
— А какой ценой достается вам правда? Сведения, которыми вы владеете, достать не так-то просто. Как вам это удается?
— Я за правду любой ценой. В борьбе со злом, я считаю, все средства хороши, лишь бы ясно высветить это зло. Некоторые коллеги обвиняют меня в неэтичности действий. А что делать? Ради правды приходится идти на все, на самые разные уловки. У меня девиз: информацию — любой ценой, либо силой, либо хитростью. К примеру, весь компромат по Ковалевскому кладбищу пришлось украсть. Папку с документами мы быстренько пересняли, буквально через десять минут она была в городской прокуратуре.
— Александр, в своих репортажах Вы, как правило, прикасались к «болевым» точкам нашего общества. Достаточно вспомнить острые сюжеты, о мясокомбинате, о Ковалевском кладбище, рыночной мафии, проститутках… Не страшно было?
— Это и было всегда нашей целью — показать эти «болевые» точки. Мы не могли искоренить зло, а потому и не ставили себе такой задачи. Но обнаружить это явление, показать тех, его «творцов», их грязное, замаскированное нутро — к этому мы всегда стремились.
За свою жизнь я никогда не боялся, хотя мне действительно угрожали и даже пытались иногда предпринять кое-какие действия. Правда, один раз, когда столкнулся с рыночной мафией, торгующей черешней, было все-таки страшновато. Но больше не за себя, за своих сотрудников, которых я не имел права подвергать опасности. Как-то летом мы снимали скрытой камерой перекупщиков черешни. И нас засекли. К счастью, мы вовремя заметили, что нашу машину хотят поджечь. Хорошего мало — погибать от огня, да и технику жалко. Выручила рация, мы связались по ней с работниками милиции. Честно говоря, спекулянты тогда меня разочаровали: бегали вокруг нас с горящими тряпками, но так и не смогли поджечь машину. При появлении милиции они разбежались, оставив 500 ящиков черешни, которую мы затем сдали в торговые организации.
