Я уверенно могу предречь его очень печальную судьбу, потому что прозрение уже наступает. И могу сказать, что, когда ему будет совсем плохо, я ему опять помогу, несмотря ни на что. Почему? Наша профессия такова, что надо быть на стороне униженных и оскорбленных, а он от этого не так уж далек.
— Вы собираетесь помогать А. Собчаку в будущем, но мне, например, известно о приказе В. Югину закрыть «НТК‑600», а жесткий контроль за этим возложить на него самого… Как же в такой ситуации вы собираетесь работать дальше? Как понимать этот приказ?
— Понимать так, что сейчас, в принципе, могут издаваться любые приказы. Пожалуйста! Если у них все в порядке с бумагой и лентами для пишущих машинок, они могут даже издать приказ перекрасить земной шар, скажем, в лиловый цвет. Ведь все их приказы ни малейшего отношения к жизни не имеют (кстати, как и речи Собчака). Поэтому, что бы они там ни приказывали, мы выходить в эфир будем, а я, как главный редактор, буду действовать так, как считаю нужным. Что же касается разного рода претензий ко мне, то пусть люди, которые сейчас считают себя руководством телевидения, сделают хотя бы одну приличную передачу, а уж потом говорят со мной на эту тему.
— А как вы оцениваете высказывание в ваш адрес Собчака в «Аргументах и фактах»? Он выразился в том духе, что Невзоров — это талантливый разбойник…
— Понимаете, я Собчака-то серьезным человеком вообще не считаю. Полагаю, нельзя всерьез говорить о политическом деятеле Собчаке. Мы сейчас имеет дело с определенного рода политическим шарлатанством, мелким притом, поскольку известно, что значительную часть рейтинга этот человек сделал себе на тбилисской трагедии. Именно с легкой руки этого депутатского расследования пошла версия о том, будто в Тбилиси солдатами были убиты мирные жители. Теперь уже существуют неопровержимые документы — Прокуратурой СССР закончено следствие, закончены экспертизы — и совершенно понятно всем: ни один человек в Тбилиси ни от саперных лопаток, ни от армейского оружия или газов не погиб. Следовательно, мы имеем дело с обманом миллионов.
— Но все-таки согласитесь: выступая на 1 Съезде народных депутатов, Собчак сумел заявить о себе как юрист и сумел понравиться многим телезрителям — вот, мол, го-ло-ва!..
— Очередной обман. Дело в том, что юрист он — никакой, даже хуже, чем никакой. Представьте: Собчак всю жизнь прозанимался хозяйственным правом, то есть предметом фиктивным, самым болезненным и кошмарным в нашей экономике, чего он и сам не отрицает. Де-факто хозяйственного права как такового у нас не было, и защищать докторскую диссертацию о хозяйственном праве, как о чем-то существующем, мог позволить себе лишь абсолютно безнравственный человек.
— Тут невольно вспоминается и факт вступления Собчака в КПСС с желанием, как он писал, «строить в нашей стране коммунизм». Было это в 1988‑м году. А два года спустя профессор Собчак сдал партбилет, громко хлопнув при этом дверью.
— Что же, все логично, все в духе Собчака, ему надо было стать народным депутатом, обрести необходимый имидж.
БЛИЦ-ИНТЕРВЬЮ СЛУЖБЫ ИНФОРМАЦИИ
— Кого вы видите своим преемником на посту мэра?
— Себя.
— Будет ли Александр Невзоров возглавлять Петербургское телевидение?
— Надеюсь, что нет…»
(«А Собчак-то в жизни лучше, чем в телевизоре»./ Интервью с мэром Санкт-Петербурга/ «Час пик», 25 февраля 1905 года)
НОЧЬ НА 13 ДЕКАБРЯ 1990 ГОДА (Выстрел на пустыре)
Телефонный звонок…
Обычная история, ничем не интересная…
Мужчина говорит о документах, которые у него есть и которые разоблачают финансовые злоупотребления. Предлагает встретиться на открытом пустыре.
Минуту спустя звонит снова и объясняет, что сам не сможет подойти, слишком опасно, а пришлет двенадцатилетнего мальчика, с которым передаст документы, что его легко опознать — он будет с собакой. Попросил одному, чтобы мальчик не боялся.
Нужно ехать. Разумеется, не одному, а с Димой Михаилом Ермоловым. Без друзей не передвигаюсь. С собой беру только газовый пистолет, полагая и в самом деле встретить маленького мальчика с собакой.
Далее — согласовываем место.
Встречаемся на краю пустыря, рядом с развалинами дома. Ничего не видно. Думаю, что мальчик прячется рядом. Оставляю Диму и Михаила ждать в машине. Следую к дому, прохожу приблизительно сто метров. Из затемненных развалин появляется мужчина. Приятное лицо, миролюбивый взгляд.