Судьбой спутника «Российского телевидения» обеспокоились все — и в средствах массовой информации, и за границей, — и поднялся вой, да такой силы, как будто бы речь шла о второй Хиросиме.
На самом же деле очень недурная по тем временам компания: тогдашний председатель Гостелерадио СССР Кравченко, парочка вэдэвэшных генералов, парочка пэгэушников, и еще кое-кто — ели торт по случаю дня рождения одного из пэгэушников. То ли Кравченко, то ли еще кто-то из телевизионщиков посетовал, что Российское ТВ запускает свой спутник.
Я немедленно (реакция была естественной) предложил его сбить ракетой, благо ракеты пока в наших руках.
Подано мною это было, разумеется, как эдакая шуточка, и веселье вызвало соответственное, хотя понятно было, что шутки-шутками, а мысль, что называется, ОЧЕННО по душе. Один из вэдэвэшных генералов аж закатил глаза и от удовольствия потянулся прямо за столом во всю ширь своих десантных ручищ…
Ну, посмеялись и забыли.
Кто-то из присутствовавших при съедении торта уже вечером рассказал об этом милом казусе своим приятелям. Историю бездарно, по обыкновению, но методично проверило ГРУ, посмеялось и через своих людей в демократических кругах забросило в прессу…
О том, сколь силен был испуг демократической общественности, я говорил выше.
Я жалею о том, что за тем столом тогда не нашлось какого-нибудь генерала КВ, который бы совсем не понимал шуток.
Примеров подобных можно привести много, но тот, кто читал сотни газетных публикаций в демпрессе о «Секундах», помнит звериную, псово-цепную ненависть к моей довольно сдержанной передаче… Это был страх. И страх этот рожал, тужась, лютую ненависть. Всегда и во всем следует искать простое объяснение ненависти (простое медицинское объяснение) — страх.
Этот страх, который сегодняшние властители унаследовали от себя самих, слава Богу, жив и по сей день, да и не просто жив, он приумножился и разросся, и сердце мое покойно — они нас ПО-ПРЕЖНЕМУ БОЯТСЯ.
Боятся, хотя «омон», «бэтээр», «солдат» — это уже не НАШИ заклинания, а их. Боятся, хотя у них власть, и власть реальная.
Они боятся нас в Государственной Думе и на телевидении, хотя на ТВ немножечко научились этот страх скрывать, они чудовищно трусят каждую секунду — истерикуют, обзываются, обвиняют…
Силен, безобразно силен был страх и в августовские дни, хотя уже с часу дня 19 августа было все понятно и очевидно было наше поражение. Понятна была слабость ГКЧП. Понятно было, что гэкачепистами владеет мелочная интеллигентская боязнь крови, как будто бы когда-нибудь история делалась чем-нибудь иным.
Тот, кто боится крови, не делает истории.
Они взялись делать, собираясь не пролить ни капли крови, и тем самым полностью обрекли на провал то святое и великое очищение страны, за которое столь самоуверенно взялись.
Пощадив сотню выродков, мои милые старики, мои любимые гэкачеписты обрекли на мучительную и долгую смерть десятки тысяч человек по стране. Десятки тысяч — в Бендерах, Кочиерах, Поти, Цхинвали, Гяндже, в полях и на перевалах, в Таджикистане и Карабахе, Приднестровье и Абхазии… И это пока, на сегодняшни день, ибо никому не ведомо, сколько еще крови и гноя, оторванных рук и голов, перерезанных глоток и вспоротых животов принесет нам ближайшее будущее…
Я уж не говорю о полутора тысячах убитых за один день в Москве, не говорю о тысячах убитых в Югославии и Ираке.
Кто скупится на малую кровь, всегда платит большой.
Дорого нам всем — и десяткам моих друзей и близких, полегших под пулями в Доме Советов, на Кошницком разъезде, в карабахских ущельях, — стоило милосердие ГКЧП.
Дорого оно стоило и тем, для кого жизнь превратилась в мешанину гноя, крови, говна и непрерывных унижений, для кого солярочный танковый выхлоп и дегтярная вонь десантных ботинок стали воздухом, как это произошло во всех воюющих республиках.
Кто скупится на малую кровь…
Талант политика в России и заключается прежде всего в умении вовремя отделаться от беды малой кровью. История же учит, настырно, нудно учит нас, русских, что беду не заговоришь, она все равно придет, но крови уже грабанет по собственному усмотрению.
Бендеры.
Приднестровская Молдавская Республика.
Июнь 1992 года.
Зной. С чадно воняющего и ревущего БТРа толпа стаскивает размолоченного в кашу приднестровского гвардейца. Голова, в буром от крови беретике, болтнулась на обрывках шеи а глухонько долбанулась о броню.