Наши политологи говорят, что мы должны учитывать интересы западных стран на Ближнем Востоке и считаться с ними. Ну, хорошо, почему же с нашими интересами не считаются? Сейчас в мире приобрести новый источник поступления сырья или рынок сбыта товара очень трудно, это требует огромных денег. А мы сейчас все разрушаем.
А. Г. Невзоров: Я, честно говоря, пока не услышал ответа, что все-таки нас ждет и насколько возможна оккупация страны?
БД. Крючков: Я думаю, что если положение нашей страны в ближайшее время не будет радикально исправлено, то нас ждет то, о чем я говорил на закрытом совещании, о чем пишет наша пресса, то, о чем я уже сказал, т. е. дальнейший распад уже самой нашей России. Кстати, он уже начался и никто этого не замечает. Это национальные образования. Но у нас есть и региональные образования, вопрос стоит о их суверенизации, о их самостоятельности в той линии, в которой это непозволительно для такого государства, каким было наше. Я думаю, что и в связи с этим кто-то не исключает возможности появления голубых беретов в районах наших будущих конфликтов.
А. Г. Невзоров: Вы так много времени провели в тюрьме и так много потеряно в том августе 91‑го. За что вы себя корите сильнее всего? Чего вы себе не прощаете? Чем вы мучаетесь? О чем больше всего думаете и в чем упрекаете себя? В чем?
В. А. Крючков: До декабря 91‑го года я бы на этот вопрос ответить затруднился. Мне было бы трудно это сделать. А после я уже точно знал ответ на этот вопрос. Я себя корю в том, что в Горбачеве разобрался только через 2 года совместной работы.
A. Г. Невзоров: Кто же он? Предатель?
B. А. Крючков: Да. И я должен был понять это раньше. Второе, я должен был громко говорить о том, что ожидает нашу страну, зная больше других… Я же получал информацию из самых святых мест, оттуда, из того мира, и уже было видно, что там думают, о чем говорят. Это была точная информация, благодаря силе нашей разведки, мужеству наших ребят, имена которых когда-то станут известны, и их с гордостью будут называть, хотя, может быть, после их смерти. Но сейчас всего можно ожидать, сейчас публикуют буквально все. Поэтому могут подвергнуть их опасности, как и их помощников.
Мне нужно было громко обо всем этом говорить. Выходить на трибуны, выходить на газеты. Я мог бы даже уйти в отставку и с позиции пенсионера об этом трубить, потому что предстоящий развал Союза был очевиден. В первом обвинении, которое мне предъявили, было заявлено, что мы якобы считали, будто есть угроза развала Советского Союза — это было в сентябре 91‑го — что якобы мы предрекали крах нашей экономической системы.
A. Г. Невзоров: А за излишнюю мягкость вы не корите себя? Ведь вы же могли…
B. А. Крючков: Я хочу сказать следующее… Почему мы остановились, почему не предприняли решительных действий в 91‑м году? Александр Глебович! В наши расчеты не входило кровопролитие. И когда мы увидели, что противоположная сторона готова пойти на это, мы остановились. Те же три погибших парня — мне их жалко.
A. Г. Невзоров: Хулиганье…
B. А. Крючков: Их же бросили на танки. Не мы их убили. А сейчас прошел год с небольшим — столько вокруг идет войн, столько в них погибших… Несколько миллионов беженцев… Вот во что все это вылилось, вот чем обернулась та трагедия.
A. Г. Невзоров: Владимир Александрович! Такой, один из самых прямых вопрос… Думаю, что вы на него впрямую не ответите, а может, и ответите. Горбачев Михаил Сергеевич занял пост генерального секретаря, а позже президента нашей страны, уже будучи предателем или стал таковым после того, как занял эти посты? Когда случилось предательство?
B. А. Крючков: Я думаю, что мы говорим о предательстве не в юридическом, не в правовом звучании этого слова, но имеем в виду корневое, глубинное его значение… Я думаю, что в потенциале у этого человека все было заложено раньше.
А. Г. Невзоров: Это не ответ, Владимир Александрович. Вы знаете настоящий ответ.
В. А. Крючков: И Вы знаете.
A. Г. Невзоров: Когда его вербовали?