A. Г. Невзоров: Я спрашиваю о «штучках», а не о законах.
B. А. Крючков: Нет, эти «штучки» не должны применяться, хотя и оперативная деятельность имеет много сильных сторон, потому что она часто проводится негласно, без использования технических средств. У нас хорошо был поставлен анализ, не знаю, как сейчас. Он не был безупречен, не был идеален, но все-таки анализ у нас — был. Мы объединяли закрытую и открытую информацию по стране и ту, которая приходила к нам с той стороны.
A. Г. Невзоров: Хочу подвести черту: то есть сил и средств, которые были в вашу эпоху, недостало бы, чтобы подавить восстание, если оно будет всенародным.
B. А. Крючков: Конечно, нет.
A. Г. Невзоров: Владимир Александрович! Возьмем самый болезненный период для нашего государства — январь 91‑го года. Прибалтика. До многих так до сих пор и не дошло, что же там все-таки случилось и отчего. До сих пор под воздействием различных газет, газетенок, всей этой бульварщины… живо мнение, что мы вторглись в этот Вильнюс на своих танках. Почему правительство было до такой степени вяло и бессильно в тот момент, почему было так напугано, что даже не решилось в тот момент что-то объяснить и никто, наверно, до сих пор не знает, какие серьезные агентурные, разведывательные данные были о том, что готовилась там, и как происходила дискриминация всего многоязычного, не литовского населения. Что вы можете рассказать об этом?
B. А. Крючков: Прежде чем начать наш разговор, я хотел бы, пользуясь тем, что даю вам первое интервью, поздравить «600 секунд», сказать несколько слов большой благодарности этой программе за то, что, во-первых, вы есть, а также за то, что вы занимаете принципиальные патриотические позиции, за то, что вы несете слово правды. Я понимаю, что вам это дорого обходится, вы там, где наиболее сложно, где остро, где решается судьба нашего народа. Вы, наверно, даже не представляете, что значит такая ваша деятельность, ваша неутомимая работа для тех, кто стоит на одной линии фронта с вами. Если говорить об узниках Матросской тишины, в частности обо мне, то скажу, что вы были источником, который питал меня, поддерживал, вдохновлял, и без вас мне было бы просто трудно. Дожили бы, наверно, но было бы очень трудно. Поэтому я хотел бы, Александр Глебович, обратиться с большой благодарностью к вам, вашим товарищам, коллегам за одержимость в положительном смысле этого слова, за ваш глубокий патриотизм. Я думаю, что вы вписали немало ярких страниц в историю нашего государства и останетесь в доброй памяти наших людей. Я с удовольствием решил встретиться с вами, для того чтобы лично выразить вам нашу благодарность. Поверьте, что для меня наша встреча ~ событие в жизни.
A. Г. Невзоров: Владимир Александрович! Я задал вопрос по поводу Литвы, потому что это действительно меня беспокоит. Мне хотелось бы, чтобы люди, хоть и прошло много времени, наконец поняли, зачем мы все это сделали, кого мы защищали, поняли, что ставили мы своей целью только — защитить, а не — напасть, не — унизить.
B. А. Крючков: Понимаю… Во-первых, на самом деле к январю 1991 года наша центральная власть, наше правительство были действительно вялыми в своей политике, в своей деятельности, слишком спокойно взирали на то, как готовится развал нашей страны. Мер по предупреждению всех негативов, что потом случились, не предпринимали. Если говорить о Прибалтике, то там начал одерживать верх национализм, я глубоко убежден в этом и последующие события это подтвердили. Там начали твориться беззакония, открытые преследования всего иноязычного населения, и не только его, а и своего, коренного. Надо иметь в виду и такое обстоятельство, немаловажное на мой взгляд: в Литве Ландсбергис пришел к власти благодаря 28% избирателей. Таким образом, 72% избирателей ничего по поводу его кандидатуры не сказали. К тому времени уже открыто преследовались все прогрессивные организации, учреждения, люди. И, конечно, в этих условиях нужно было бы вводить там соответствующий порядок, но, к сожалению, произошло нечто невообразимое, необъяснимое. Это потом стало ясно, что определенные силы и в Литве, Латвии, Эстонии, и в Москве действовали в едином потоке по разрушению нашей страны.
В январе 1991 года была попытка остановить негативный процесс, и она, в общем-то, увенчалась бы окончательным успехом, если бы, конечно, не предательство, которое мы наблюдали здесь, в Москве. Я думаю, что история с Литвой лишний раз подтверждает, в какую пропасть мы упали — не в силу каких-то объективных обстоятельств, а в силу субъективных факторов.