— Этот человек для меня остался загадкой. Когда мы только с ним увиделись, он протянул руку, засмеялся и сказал: «Второй раз встречаемся». Что это означало, я до сих пор не понял. Возможно, я когда-то где-нибудь его видел. Может, это было в Вильнюсе, в Приднестровье, в Абхазии… Я не знаю, где, но помню его лицо. Действительно, этого человека, возможно, я когда-то и знал. Он, конечно, был совершенно обворожительным парнем. Я думаю, здесь не только публикацию надо готовить, но и сделать все, чтобы Министерство обороны настояло на Звезде Героя для него. Надо всерьез подумать и о его семье.
— Утверждают, что в Чечне вы встретили свою давнюю знакомую из так называемого батальона «белых колготок».
— У меня был в Приднестровье случай, когда я, грубо говоря, должен был застрелить снайпершу. Я ее увидел в глазок оптического прицела и не смог выстрелить: она была чрезвычайно, чертовски хороша. И в Чечне я наткнулся на ее же следы. Не буду говорить, как это произошло, это не для печати. Ее нет в живых больше. Погибла она в Чечне. То, что определенная часть команды латвийских и эстонских биатлонисток участвовала в очень многих конфликтах, это ни для кого не секрет. Участвовали и за деньги, и из какой-то патологической ненависти ко всему русскому. Для меня разговоры о женщинах-снайперах никогда не были вымыслом, я всегда точно знал, что это так.
— Вернемся к фильму. Вы его делали на свои деньги?
— Да. Государству он не стоил ни единой копейки. Однажды я попросил Беллу Куркову помочь с монтажом. Она отказала в достаточно грубой форме, и более я просить не стал.
ЧЕЧНЯ: НА ВОЙНЕ — КАК НА ВОЙНЕ…
— Александр Глебович! Говорят, о том, что эта война организована нашими генералами бездарно. Говорят: «Вот если бы быстро, одним ударом — тогда бы хорошо. А тут ввязались, обещали блицкриг, а сами застряли». Что же там происходит? Почему там так увязли?
— Быстро, одним ударом, можно хоть сегодня к вечеру все закончить. Это же не проблема — закончить быстро. Задача-то стоит совершенно другая: закончить с минимальными потерями. А быстро — значит с большими потерями. Потому что очень жесток и очень изощрен противник. Его можно задавить тем, что у армии есть, — это без сомнения, и я в этом лично убедился. Но при этом будет угроблено очень много тех, кто остался жить в городе, тех, кто оказался в плену, и тех, кто пойдет в наступление. Здесь парадокс: чем медленнее, тем меньше жертв.
Я поначалу тоже был в числе тех, кто недоумевал: почему все осуществляется таким образом. И, как мне казалось, неквалифицированно. Теперь убедился: очень грамотно действуют войска: как внутренние, так и армия.
Я был в северной группе наступающих армейцев и почти во всех подразделениях внутренних войск. Могу сказать, что тактика прохода «на цыпочках» по Чечне — абсолютно правильная. Чрезмерная храбрость, экстремизм в боевых действиях могут лишь навредить. Тут уместен способ жесткого выдавливания боевиков, замирения сел, которые уже оказались в тылу и на флангах нашей армии. Замирение — процесс тончайший, деликатный. Оно должно быть абсолютно искренним, роль дипломатов берут на себя командиры воинских частей. Я видел, как прекрасно справляются с этим представители внутренних войск, офицеры из северной группы армейцев.
— Действительно ли с российской стороны воюет необстрелянный, молодняк? Говорят, что многих отправляют в Чечню прямо с призывных пунктов.
— Ну, таких я не видел. Мальчишки? Да. Но в армии всегда мальчишки. Какой возраст-то призывной? Жаль только, что мальчишек много, а настоящих «псов войны» очень мало. Но об этом я уже много раз говорил: у нас в стране нет сейчас армии, ее развалили.
— В репортажах из Грозного много раз повторяли, что чеченцы уносят трупы своих, а наши оставляют их на улицах, где они валяются днями. Много раз показывали по телевидению подбитый БТР, из которого торчит полуобгоревший труп…
— Один и тот же БТР только с разных точек все время. Причем есть некоторая странность. Судя по всему, они по пространству, которое контролируют, стрингеров из «Рейтера» пускают беспрепятственно. Так вот, я удивился: почему эти стрингеры-рейтеры не нашли еще где-нибудь каких-нибудь трупов.
Я сейчас объясню ситуацию. Это просто. На той территории, которую контролируют наши войска, конечно, ни одного брошенного тела нет. Все убрано, все должным образом оформлено. Но практически каждая попытка выноса погибшего, который лежит на ничьей земле, обошлась бы примерно в три жизни — жизнь водителя автомобиля и жизни двух солдат, которые должны были бы это тело забрать.