– Грязный лжец! Меня хотят опорочить, повелитель, мне мстят за преданность тебе! Я шкуру спущу с табунщиков, но правду узнаю!
– Молчи! – яростно оборвал Мамай. – Купец, которого судили за взятки в тумене Есутая, показал тоже на тебя – он тебе давал половину. За золото ты готов распродать всю Орду.
Бейбулата будто плетью огрели.
– Теперь удались, сиди в своей родовой юрте, пока расследуется измена. Туменом командует твой темник.
Заносчивый и злой «принц крови» сразу сник, горбясь, двинулся к выходу. Слово «измена» было сказано, и жизнь его теперь в руках Мамая. У порога вдруг выпрямился.
– Повелитель, дозволь мне судиться с клеветниками на мечах!
– Я сказал – ступай. Эту возможность ты получишь, если я не найду истины.
Гнев Мамая быстро угас. Случай помогал избавиться от одного из опасных противников, не затевая сложных козней. Надо лишь заставить табунщиков признаться под пытками, что лошадей для русов послал сам Бейбулат. Кто же их послал на самом деле, Мамай сведает иным путем, ибо табунщики, конечно, этого не знают. Скоро он заметил, что «принцы крови» мрачно насупились, Алтын и тот скучный. Надо показать свое расположение к преданным ему.
Хан Алтын! Ты просил выдать тебе русского князя – он твой. Я подумал и решил, что оскорбление, нанесенное потомку Повелителя сильных, прощать нельзя.
– Великий! – вскричал Алтын. – Ты единственный среди великих! Дозволь, я сейчас выволоку его из ямы железным крюком?
– Погоди. Зрелищами тешат днем. Придумай нам интересную потеху, князья ведь не каждый день попадаются.
– Я затравлю его собаками.
Мурзы одобрительно защелкали языками. Герцог, которому толмач переводил разговор, что-то насмешливо прохрипел.
– Он говорит – старо и скучно.
– Пусть скажет лучше.
Фряг пробубнил что-то, выразительно жестикулируя, ухмыльнулся и снова принялся за баранину, запивая ее кислым вином.
– Он говорит, надо одеть его в красное, посадить в тесный загон и втолкнуть туда разъяренного быка. А русу дать нож – пусть защищается.
Мамай поморщился: лучше уж травля собаками. Бык, скорее всего, не станет гоняться за пленным, если тот не захочет дразнить его. Князь не такой дурак, как думает этот Герцог.
– Тогда оденьте его в крепкие шаровары из просмоленной кожи, затяните, чтоб сорвать не мог, да и отпустите на волю.
– На волю?
– Да. Но в шаровары надо насыпать горящих углей – он вам покажет смешные танцы.
Мамай усмехался: и на западе еще смеют бранить ордынских воинов за жестокость?!
– Ты великий воин, ты самый лучший на земле герцог! – Алтын бесцеремонно обнимал фряга. – Едем со мной! Наш Повелитель щедр, но он не любит вина и женщин – он великий полководец и правоверный мусульманин. А мы – его рабы и воины. Рабам все можно, воинам – тоже!
Пьяная речь Алтына ласкала Мамая, и все же он строго сказал:
– Хан Алтын, пировать ты можешь сколько угодно. Но твой тумен должен быть готов каждый час выступить и переправиться через Дон. Кто отстанет – будет казнен.
– Повелитель! Приказывай! У Алтына две головы – одна пьет вино, другая думает о войске.
Мурзы, толкаясь, покидали шатер. Орда, того и гляди, снимется, и горе тому, кто проявит нерасторопность. К огорчению Алтына, Герцог отказался поехать с ним. Наемник заявил, что должен проверить сторожевую службу и размещение своего отряда. Фряги продавали себя дорого, и начальник их стремился показать, что золото они получают не зря. Да и что за радость пьянствовать в вонючем шатре, любезничать с неумытыми красотками, от которых разит овчиной и кислым молоком? Вина и женщин у него еще будет довольно – только бы война началась.
Перед уходом Герцог прямо сказал Мамаю: его войско ждет второй части задатка, которая обещана по приходе на Дон.
– Сам помню, кому и когда платить, – нахмурился Мамай. – Ты еще не отслужил того золота, которое получил в Кафе. Однако ты получишь обещанное. Я свои договоры помню.
Герцог был прожженным кондотьером.
– Мы тоже помним свои договоры, хан. Но выполняем их, пока выполняет другая сторона. Свои жизни мы продаем не за звонкие слова, а за звонкий металл. Говорят, московский Димитрий – очень богатый князь.
– Коршун! – зло прошипел Мамай вслед фрягу.
Сборы на войну поистощили казну правителя Золотой Орды. И на смотре войска, позвенев монетой в одном тумене, нельзя было не позвенеть в другом. А Орда велика. В казне остался ограниченный запас серебра, который следует удерживать железной рукой. Мамай знал, как опасно правителю оставаться на мели. Он рассчитывал, что наемники подождут до большой военной добычи – зачем им золото в таком походе? Все другое он готов давать им даром, как подарил стада скота.
У Мамая в тайном хранилище лежал особый запас, на который можно снарядить большое войско. Но то – личный его запас, он рассчитан на самый крайний случай. Только сам Мамай знал глухой черный омут медленной степной речки, где лежали на дне тяжелые кожаные мешки с золотом и драгоценными камнями, охраняемые утопленником с железной гирей на шее. Он сам заколол и сбросил в омут того, кто помогал ему прятать богатство. Ближние мурзы знали о существовании тайной казны правителя. Если кому-то из них удастся свергнуть Мамая, тот, конечно, не станет убивать его, пока не выведает тайну степной речки. А каждый лишний час жизни даже в оковах дает возможность борьбы…
Погода устоялась сухая, степь, прокаленная за день, сохраняла тепло до утра, примятая трава не поднималась в безросные ночи, вяло и сухо шелестела под ногами; в восходящих струях воздуха созвездия колыхались, как живые, а костры причудливо удлинялись, повисая в пространстве гибкими огненными цветами. Мамай сам обходил посты своего куреня. Закутанный в темно-серый халат, он внезапно вырастал перед часовыми; нукеры цепенели, узнавая тихий шепот. В Орде имя правителя было окружено мрачной таинственностью, хотя Мамай, не в пример многим ханам, не чурался войска. Во всех битвах он одерживал победы – доступно ли такое человеку обыкновенному? Многие думали, что он сидит в своем шатре, думая о важных делах, а по войску бродит его дух. Мамая в войске не любили – его боялись, но в битвы за ним шли уверенно. Что еще нужно полководцу!
В ту ночь Мамай ждал вести от Темир-бека, который залучил в гости хана Темучина, подарив как бы от себя великолепного горского скакуна, пригнанного для Мамая аланским беком. Темир-бек взялся подпоить чингизида и осторожно выведать, не связан ли тот с Тохтамышем, не сам ли подослал убийцу-колдуна? «Если Темучин виноват, я зарублю его», – пообещал Темир-бек. Мамай уклончиво посоветовал быть осторожнее – ему не хотелось бы жертвовать преданным темником, если убийство случится и «принцы крови» потребуют казни Темир-бека.
Неслышным кошачьим шагом ступает Мамай по притоптанной траве, и так же неслышно крадутся за ним телохранители. Легкая кольчуга из булатной стали успокаивающе облегает сильное тело, и рукоятка меча удобно лежит в ладони. На вид простой меч у Мамая, без единого украшения, но цена этого меча – власть над сотнями племен… От костра к костру, от поста к посту… Цепенеют нукеры при шепоте пароля и про себя возносят молитвы аллаху: обошлось. Для нерадивого часового существует одно наказание – смерть, и это не прихоть Мамая, но закон великой ясы, завещанной Повелителем сильных.
Недалеко от подножия холма, над ямой, где томились арестованные, шевельнулось в темноте серое пятно. Мамай подал знак телохранителям: внимание! Дрожа от охотничьего азарта, подкрался. Закутанная покрывалом фигурка склонилась над ямой. Женщина что-то опускала вниз. Не иначе, поклонница красавца-болдыря принесла ему пищу и воду. Мамай видел, как молодые рабыни, да и не только рабыни, пожирали его глазами на празднике сильных, слышал он и ядовитые слова дочери, обращенные к одной из бесстыдных княжон, – молодец, Наиля! Для женщины главный закон – сердце, но это не избавляет ее от законов Орды. Рабыня перед ним или не рабыня – она преступница. Мамай с силой толкнул вскрикнувшую женщину в яму… Телохранители надвинули творило на черный зев тюремной ямы, и Мамай двинулся дальше. Он до рассвета оставит раскрытие этой пикантной тайны. Хорошо бы в яме оказалась молодая жена какого-нибудь дряхлого «принца крови». Дочь «принца» – тоже неплохо. Любое пятно на любом чингизиде полезно безродному правителю Золотой Орды.