Annotation
Перессказ книги Поле Куликово
Иванов Сергей Иванович
(пересказ через ОСОЗНАНИЕ)
КНИГА ПЕРВАЯ
НА ГОРБАТОЙ ЗЕМЛЕ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
КНИГА ВТОРАЯ
БИТВА
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
* * *
ЭХО НЕПРЯДВЫ
КНИГА ПЕРВАЯ
ДОРОГИ В "ТРЕТИЙ РИМ"
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
КНИГА ВТОРАЯ
ВЛАДИМИР ХРАБРЫЙ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
* * *
Иванов Сергей Иванович
Поле Куликово
1
(пересказ через ОСОЗНАНИЕ)
Владимир Возовиков
ПОЛЕ КУЛИКОВО
КНИГА ПЕРВАЯ
НА ГОРБАТОЙ ЗЕМЛЕ
I
Тропа сделала поворот, кущи дубняка сменились зарослями терна и бузины, всадники в них едва скрывались. Отступили запахи прели, чуждые душе степняка, ветерок донёс запах трав и краснотала, откуда-то просочилась струйка прохлады. Кони зафыркали, задёргали головами, и передний всадник натянул поводья, умерив рысь длинногривой мышастой кобылы. Шедший сбоку на привязи заводной жеребец той же мышастой масти посунулся вперёд, дёрнул повод, всхрапнул, кося глазом. Всадник хукнул на жеребца, подтянул повод, коснулся шеи лошади рукой, и конь успокоился. Едущие следом тоже сбавили шаг лошадей, чтобы не нарушать дистанции. Стук копыт по земле вспугивал зверюшек или птиц, они то и дело мелькали в кустах, перебегали дорогу. Но вот кони захрапели, остановились, не слушая хозяина, прижимая уши. Три больших серых зверя сидели на тропе, щуря глаза и обнажая ряды зубов.
-Хук! - всадник поднял правую руку с плетью, в конец которой был зашит кусок свинца, кони с усилием пошли вперёд, часто перебирая ногами, но звери остались на месте, сильнее ощерив клыки, - было видно, как вздрагивает от ярости верхняя губа ближнего. Тогда всадник выхватил из пристёгнутого к седлу саадака большой чёрный лук, длинная стрела легла на тетиву, и, не останавливая коня, всадник выстрелил. Поражённый в шею зверь подпрыгнул и растянулся поперёк дороги, задёргал задними лапами, другие исчезли в терновнике. Всадник направил храпящую лошадь к волку, подхватил зверя за переднюю лапу, миг-другой смотрел, как с наконечника стрелы, насквозь пробившей шею волка, капает кровь, затем выдернул стрелу, вытер о потник заводного жеребца, сунул в саадак, а волка бросил на обочину тропы.
Затопали копыта, и всадник, держась за древко бамбукового копья, вставленного в чехол, пришитый к стремянке, всматривался в тропу. Кожаная островерхая шапка, казалось, приросла к его круглой голове, обнажённые по плечи мускулистые руки были темны, как и дублёная кожа, прикрывающая его грудь и живот, и эта кожаная броня тоже казалась слитой с кожей всадника. Даже висящая сбоку кривая сабля в деревянных ножнах, обтянутых шкурой сайги, казалось, росла из его бедра. Другие всадники, на таких же мышастых лошадях, походили на первого; лишь один выделялся в отряде - необычайно плечистый, в стальном блестящем шлеме с поднятой стрелкой, в чешуйчатой стальной рубахе с сияющим нагрудником и оплечьем, в стальных наколенниках, вооружённый длинной булавой и лёгкой дорогой саблей в замшевых ножнах. Его широкое скуластое лицо, украшенное отвислыми усами, походило на маску, но в глубине сощуренных глаз полыхал огонь. По его прямой посадке, по немигающему взгляду, по тому, как его короткопалая кисть сжимала рукоять булавы, чувствовалось: этот человек умеет приказывать, он не знает жалости и снисхождения, а его глаза привыкли к виду смерти. Он первым ехал по следам дозорного во главе десятка воинов. Синий лоскут трепетал на конце его копья, изредка этот значок склонялся на сторону, покачивался, и тогда всадники торопили или сдерживали лошадей, растягивали или уплотняли колонну. Он ткнул рукой в сторону волка, задние повторили его жест, и последний, наклонясь с седла, подхватил зверя, захлестнул петлёй аркана, забросил на круп присевшего жеребца.
Тропа ширилась, а кони похрапывали, косясь на заросли; видно, волки следуют за отрядом, и это - добрый знак: звери заранее чуют кровь, значит, скоро она прольётся, но прежде чем волки получат добычу, всадники получат свою. Пусть ещё далеко до богатых, зажившихся городов московского князя, в которых достанет добра на каждого из ста тысяч воинов Золотой Орды, торока можно набивать и здесь, за рекой Воронежем, где начинается земля руссов, племени, которое ничему не научилось за полтораста лет власти Орды. Забыли, как занимались кострами их города, забыли клич туменов Одноглазого и оскал Батыя. Забыли, как их трупами заваливали рвы у городских стен, прудили реки, как нукеры ордынских владык, кроша кинжалами стиснутые зубы самых упрямых, набивали их рты зародышами собственных детей, вырванными из животов матерей. Забыли, как тысячами приковывали их к повозкам и гнали в степи на пожизненное рабство, как, смеясь, на глазах брали их жён, дочерей и невест, чтобы растоптать, низвести в пыль и грязь гордость тех, кого оставляли жить рабами. Выходит, не растоптали, не выбили, не истребили дух непокорства в душе славян. Теплился он по лесным сёлам и скитам, разгорался за стенами монастырей и возродившихся городов, разносился над страной русов звоном колоколов Новгорода, собирался под знамёнами московских князей, где силой, где коварством забравших под свою руку мелкие княжества, усыпивших ханов Золотой Орды показным смирением и богатыми дарами. Теплился, разгорался, собирался, и вот уж грозовой тучей поднялся среди владений Орды. Громом и молнией ударили русские мечи по степному войску на реке Воже.
Сотник Авдул не может без скрежета зубов вспоминать Вожу. Не будь он хорошим пловцом, раки давно обглодали бы его кости. Два года минуло, а не затихает рана в душе, взывает о мести. И понять случившееся ему нелегко. Что-то просмотрели последние ханы Орды в русской стороне. В усобицах и на пирах, среди дворцов Сарая и гаремных забот стали забывать завет Повелителя сильных - снова и снова совершать набеги в покорённые страны, карать за малейшее непослушание, взвалить на плечи народов такую дань, от которой плачут они кровавыми слезами и только что дышат, не мечтая о большем. Мыслимое ли дело - из простого улуса Орды Московская земля хочет стать независимым княжеством и уже сама называет величину дани, какую согласна платить Орде! За полтораста лет множество степных племён забыло свои названия, другие зависимые племена рады бы стать частью Золотой Орды, а русы так и остались русами и теперь взялись за мечи. Слава Аллаху, у Золотой Орды ныне сильный владыка, полководец Мамай. Он умеет говорить с непокорными. Вожа - не его вина, Вожа - на совести прежних правителей Золотой Орды. Кто же мог предполагать, что отборного тумена степной конницы во главе с мурзой Бегичем - уже недостаточно против возросшей силы московского князя? Авдул, тогда ещё простой нукер Мамая, искал военной славы, и Мамай послал его к Бегичу начальником десятка. Броненосная конница московитов встретила Бегича на Рязанской земле, где её не ждали. Когда же атакующий вал тысяч Орды натолкнулся на вал контратаки по всему фронту, это было так неожиданно и страшно, что многие воины поворотили коней. Авдул со своим десятком рубился насмерть. Его меч затупился, потом сломался, кто-то бросил ему оружие убитого воина, но его смела в реку обезумевшая толпа. Холодная кровавая вода, месиво тел, летящие отовсюду русские копья и стрелы, тяжесть железной одежды, чьи-то цепляющиеся руки... Степняки топили друг друга в реке. Какое счастье, что Мамай заставлял своих нукеров учиться плавать!.. Авдул знал, как освобождаться от рук тонущих: он нырял, отталкивался от трупов, выныривал, и когда за него хватались, снова нырял, приближаясь к берегу... Темник Бегич был убит на берегу той речки, а десятник Авдул остался живым. Многие видели, как он рубился, и рассказали Мамаю... Тот снова взял его в сменную гвардию, назначил начальником десятка своих личных нукеров, потом поставил во главе сотни.