– Если только он не убил ради развлечения, – заметил Рений, – и не станет говорить приятелям, что мы слабы и недалеки умом.
Воин шагнул к Бруту, взял у него амфору и наполнил свой кубок, зажав тот в локте культи. От раздражения рука дрогнула, вино пролилось на пол.
Юлий посмотрел на него, сузив глаза. Потом глубоко вздохнул, стараясь подавить закипавший гнев:
– Я не стану Суллой или Катоном. По крайней мере это ты можешь понять, Рений? Я не хочу править с помощью страха и ненависти и проверять каждое блюдо на наличие яда. Это ты понимаешь?
Голос Цезаря звучал все громче, и старый воин повернул к нему лицо, начиная сознавать, что зашел слишком далеко.
Юлий, излучая волны гнева, поднял сжатый кулак:
– Если прикажу, Цирон вырежет для меня твое сердце, Рений. Он был рожден на берегах другой страны, но он римлянин. Он солдат Десятого. И мой солдат. Я управляю им не страхом, а любовью. Ты это понимаешь?..
Рений остолбенел:
– Я знаю, конечно, ты…
Юлий остановил его движением руки, почувствовав укол боли в переносице. Гнев моментально исчез, уступив место страху перед припадком, который может произойти у всех на глазах, и он ощутил себя усталым и опустошенным.
– Оставьте меня все. Пусть придет Кабера. Прости мой гнев, Рений. Мне нужно было поспорить с тобой, чтобы разобраться в собственных мыслях…
Рений кивнул, принимая извинение, и вышел вместе с остальными, оставив Цезаря в одиночестве.
Вечерние сумерки сгущались в ночную тьму, и Юлий зажег светильники. Потом встал у открытого окна, прижавшись лицом к холодному камню стены. В голове пульсировала боль, и он негромко застонал, растирая виски круговыми движениями, как учил его Кабера.
Как много надо сделать, и все время где-то внутри звучит насмешливый голос. Неужели он прячется в этих холмах? Когда-то он мечтал стоять в здании сената, но сейчас ему туда не хочется. Корнелия умерла, Тубрук тоже. Дочь растет чужой, живет в доме, в котором за шесть лет он провел одну ночь. Были времена, когда он мечтал стать сильным и мудрым, чтобы бороться с такими, как Сулла и Помпей, а теперь его тошнит от одной мысли о возвращении к играм, связанным с властью. Нет, наверняка лучше построить дом в Испании, найти здесь женщину и никогда больше не видеть своего поместья.
– Я не могу вернуться, – произнес Цезарь вслух надтреснутым голосом.
Рений нашел Каберу в конюшне. Лекарь вскрывал опухоль, которую обнаружил возле копыта боевого коня. Казалось, лошади понимали, что он старается помочь им, и даже самые своенравные животные вели себя спокойно, стоило Кабере пробормотать несколько ласковых слов и похлопать их по шее.
Они были одни, и Рений ждал, пока Кабера иглой вскроет опухоль и выдавит гной, пальцами массируя ткани у копыта животного. Лошадь вздрагивала, словно ей докучали мухи, но кони никогда не лягали Каберу, и нога животного в руках лекаря оставалась расслабленной.
– Он зовет тебя, – сообщил Рений.
Кабера посмотрел на однорукого:
– Пожалуйста, передай мне вон тот горшочек.
Рений передал ему горшок с густым дегтем, чтобы лекарь мог запечатать рану, и молча наблюдал, как тот работает.
Замазав копыто, Кабера повернулся к гладиатору и серьезно посмотрел на него:
– Ты беспокоишься о Юлии…
Рений пожал плечами:
– Здесь он себя убивает. Конечно, я переживаю. Цезарь совсем не спит, работает над своими картами. Я… кажется, я уже не могу поговорить с ним, чтобы разговор не вылился в спор.
Протянув руку, Кабера сжал железный бицепс Рения.
– Он знает, что ты будешь рядом, когда потребуешься, – сказал старик. – Сегодня я дам ему снотворное. Возможно, и тебе оно не помешает. Ты выглядишь усталым.
Рений покачал головой:
– Просто сделай для него что можешь. Он заслуживает лучшей доли, чем эта.
Кабера посмотрел в спину однорукому воину, который уходил во тьму.
– Хороший ты человек, Рений, – произнес он тихо, чтобы друг не услышал.
Глава 2
Сервилия стояла у поручней небольшого торгового корабля и смотрела, как постепенно увеличиваются крошечные фигурки суетящихся в доках людей. Порт Валенсии был переполнен лодками, и капитану пришлось несколько раз отгонять от судна рыбацкие барки, так и норовившие подойти вплотную. Однако это не помогало, и Сервилия лишь улыбнулась, наблюдая, как еще один молодой испанец протягивает только что пойманную большую рыбу и выкрикивает цену. От ее глаз не ускользнуло, как ловко юноша балансирует, удерживая равновесие на волнах; вся его одежда состояла из обвязанного вокруг пояса куска ткани да прикрепленного к ремню кинжала. Что и говорить, рыбак был необычайно хорош собой.