Начав рассуждать, дозволив себе думать длинными словами, а то и сложными предложениями, странница волей-неволей замедлилась и даже успела услышать грустную, но беззаботно распеваемую песенку:
— Руки сжали пустоту…
…прежде чем врезалась в кого-то неприятно не плоского, твёрдого, без всякого намёка на упругость, зато с явной тенденцией к окаменению конечностей.
— …и по лбу меня, по лбу, — сквозь зубы завершил обидно не мягкий объект столкновения. Неимоверным усилием он удержал Дуню, а заодно и себя, от очередного изучения чистоты и материалов пола. Хотя скорость девушки в тот момент была уже не самой высокой, удар вышел мощным.
Только ей этого гада для полного счастья не хватало!
— И я тебе рад, геморройная ты моя, — ласково откликнулся рыжий менестрель и улыбнулся. Обычно после таких слов, сказанных таким тоном, следует увесистый кирпич на затылок… Девушка испуганно сжалась. Что же это? Она ругнулась вслух или же у неё и впрямь всё на лице написано?
— Что вы здесь делаете? Почему меня преследуете?
— По-моему, это мои вопросы, — его лицо не предвещало ничего хорошего. Кажется, парень решил быть откровенным. — Хотя нет. Они у меня несколько другие. На кого работаешь? Где тво…
Он резко прыгнул на Дуню и, крепко сжимая её в объятиях, вкатился в дыру в стене у самого пола. Судя по залежам пыли, труба вентиляционной системы.
— Что… — скорее выдохнула, нежели сказала странница — тотчас в качестве кляпа заполучила чужую руку. Пресную на вкус, шершавую, раздражающе щекочущую верхнюю губу волосками. Дуня сконцентрировалась на этой руке, даже не пытаясь дёрнуться — навалившийся сверху менестрель по весу и возможности сдвинуть, наверное, поспорил бы с надгробной плитой.
Сам певец, столь опрометчиво распорядившийся собственной ладонью, в целом на придавленную девушку внимания не обращал — он напряжённо всматривался в отверстие, словно надеялся увидеть нечто большее, чем скудно освещённый участок пола. Мужчина был прав в ожидании: уловив топот, Дуня оставила чужую конечность в покое и скосила глаза на щель — получила вознаграждение за догадливость. Мимо прогрохотали тяжёлые военные ботинки. Их количество явно превосходило три пары. Интере-еесно… Когда шум стих, странница и странствующий менестрель вернулись к обслюнявленной части тела.
— Ты чего? Голодная? — ошарашено просипел музыкант. — Или людоедка? Встречал я как-то цельное племя — еле ноги унёс. И то — чудом! Чего-то они там не поделили, трупов было…
— Э-ээ, — начала было жертва чужих домыслов и необъяснимых порывов. Она бы его ещё погрызла! — Я н-не… — Ладонь вернулась на прежнее место и застряла между зубами. Ничего другого не оставалось, как поддаться соблазну и куснуть теперь солоноватую от пота плоть.
Военные ботинки прогрохотали в обратную сторону.
Ощущая взаимную неловкость, прячущаяся в пыли парочка отпрянула друг от друга. Точнее — попыталась. Менестрелю по ряду причин это удалось куда лучше.
— И только попробуй обвинить меня… Я не извращенец! Я всего лишь тебя прикрывал.
Девушка смерила незваного спасителя удивлённым взглядом.
— Я хотела сказать, что, когда я с ними рассталась, их было меньше.
Вообще-то сказать она хотела совсем не это. Или, вернее, не только это.
— А, — глубокомысленно кивнул певец. — Странно. Здесь редко кто осмеливается ходить маленькими группами… Вот дерьмо! — Он выдернул откуда-то из недр многочисленных карманцев тонкую палочку фонарика и осмотрел убежище — над головами пары обнаружился выступ параллельной той, в которой они лежали, трубы. — Лезем туда. Они возвращаются.
Дуня так и не поняла, как им удалось. Только они вытирали пыль внизу — и вот уже заняты тем же, но на полтора-два метра выше в ещё более возбуждающей позе. Сменили схоронку они вовремя: лишь защитничек оттащил их обоих вглубь воздуховода и погасил фонарик, как ботинки вернулись.
— Чёрт! — русоволосая командирша. — Далеко убежать не могла. На наших не выходила. В подлянке её нет.
— Спряталась, — подсказал мужской голос.
— Похоже на то. Вон сколько вентиляционных решёток поломано. Проверь!
Зашебуршало. Снизу, царапая стенки, нехотя поднялся бледный искусственный свет. Он, столь же лениво, завернул к затаившейся парочке, но от увиденного испуганно отшатнулся и продолжил путь наверх. Дуня хотела отползти от края подальше, но ей не позволил менестрель, теперь со спины сковавший тело крепкими объятиями. Пыточное кресло, а не человек! Огроменный испанский сапог какой-то! Он одной рукой, словно верёвкой, прикрутил к бокам руки девушки, второй опять запечатал рот, а ногами зажал ноги. Да ещё каблуками удерживал соскользнувшую сумку.