— Да если б от вас потом разило, — вздохнула странница. Что за чушь она несёт? — Всё васильки перебивают. А у меня на них аллергия… — И ещё более отстранёно поинтересовалась: — А зачем вы про дам врёте, если голубой?
— Что?! Да с чего ты… — он схватил девушку за плечи, казалось, решив прямо на месте доказать, что предпочитает женщин, но вдруг отпрянул, прижимая ладонь ко рту. — Ты-то к себе принюхивалась?
Несчастная побледнела. Однако не от оскорбления, а потому, что уловила непередаваемую смесь запахов тлена и ржавчины. И этот чудо-аромат исходил от неё. Точнее — от сумки.
— О Небеса! — охнула эстрагоновской присказкой Дуня. — Грибы!
Из-за «криогеника», чистоплюя и обострившегося желания Триль поскорее женить братца, девушка забыла отдать собранный урожай Раю, а тот не напомнил. Удивительная плесень, счищенная из-под сломанных зеркал генератора, сейчас разложенная по бумажным пакетикам, покоилась в кармане рядом с деньгами гостеприимного бригадира с железки. И, видимо, хлипкая тара прохудилась.
— Какая гадость!
Странница с лёгкостью отыскала источник вони и отшвырнула от себя подальше… и только после поняла: для того чтобы менестрель заговорил настолько невнятно и глухо, ему потребовалась бы дополнительная челюсть и полный рот свинца.
Дуня оглянулась на ограждающие этаж перила. Не ошиблась. Туда же смотрел и музыкант.
Держась одной лапой за перекладину, а во второй сжимая сияющий дознаватель, за ними наблюдала хозяйственная тварь. С явным таким интересом, даже не гастрономическим. Самым удивительным и страшным, если верить истории. Научным.
А девушка-то гадала, что это они так разболтались?
— Самец. Самка. Хорошо. Как мама учила. Только самец опять гниёт. Болеет?
Аромат грибочков пробился сквозь завороженный ужас — и друг по несчастью, в которого и случилось «подальше», нашарил пакетик и инстинктивно бросил тот в морду чудовища. Тварь разумно отшатнулась, но не утерпела, словно бы в её роду встречались дрессированные собаки, и поймала снаряд зубастой пастью. Тотчас булькнуло и голову образины разнесло на части.
Как там говорил Рай: некоторые смеси ядовиты, а другие — вообще взрываются?
Туловище, увлекая за собой перила, рухнуло вниз, но жертвы ничего не видели, так как измазанные содержанием чужой черепушки знакомили мир с содержанием своих желудков. Пару рвало долго и мучительно. Причём, если один останавливался, то сразу не мог не продолжить, так как слышал другого. Но когда-то это безобразие прекратиться должно было.
— Пожалуйста, уведите меня отсюда! — жалобно всхлипнула Дуня. — Я хочу домой.
— Домой? — менестрель поднялся. Его очевидно шатало, когда он шёл к девушке, но пистолет в его руке не дрожал. Прохладное дуло упёрлось в лоб. — Сейчас ты мне всё скажешь. Кто ты? На кого работаешь? И зачем постоянно преследуешь меня?
Постоянно? Если третий раз для него постоянно, то его родители зря волнуются об отсутствии внуков — лучше бы обеспокоились их количеством… если, конечно, он действительно не голубой.
— У вас было оружие? Но почему вы им… — девушка осеклась. Солдаты ведь тоже автоматами не пользовались. Да и что могут сделать какие-то пульки?.. Например, убить. Дуня взмокла — так она не боялась даже в ту самую первую ночь, когда к ней прицепился бородач.
— Отвечай, дура, — процедил сквозь зубы парень. — Если не сама, то кто тобою пользуется?
— Пользуется? — моргнула бедняжка… Пользуется — вторили мысли. И, будто бы рядом опять кто-то играл с дознавателем, разочаровано вздохнула: — Так, это не ваши песни? Мне они так понравились. Грустно…
— Как это не мои? — отступил он. — Мои. Для…
Почему-то он весь скукожился — неуместные обвинения принесли ему необъяснимую боль, от которой он хотел во что бы то ни стало избавиться, убежать. Певец сделал ещё один шаг и оскользнулся на том, чем пара совместными усилиями с чудовищем изгваздала пол.
Пошатнулся. Практически восстановил равновесие… но, ринувшаяся на помощь Дуня, случайно подтолкнула менестреля. И крупный мужчина не устоял от прикосновения хрупкой девушки — рухнул вслед за поверженной тварью.
Нет! Она не хотела! Она хотела спасти, а не уничтожить!
С такой высоты не выжить. Даже чудовище разбилось бы, что уж говорить о человеке! Это только дуракам, вроде неё, везёт — сколько падала, а ни одной сломанной косточки. Да она и не знала, что её может ждать. К нему судьба милосердия не проявила.