И пусть. Пусть выбросил, ведь сначала — чародей же сам только что предупредил — ведь сначала поиграет…
— Я к вам не просто так мастера Лучеля «привела», — напомнила менестрелю Дуня.
— О да, — кисло согласился тот. Не хотел думать об этом? — Ты потребовала сдуру мной обещанное «всё».
— И что же это?
Музыкант передёрнул плечами. Ему неприятно?
— Не поверишь, мороженое и клятву научиться вышивать гладью.
Про мороженое-то соврал. Не этого захотела Дуня. Научиться вышивать гладью — да. Мороженое — нет. Она желала, чтобы Тацу ни при каких обстоятельствах не позвал бы странноватую подопечную в жёны.
— И? — неужели её голос полон надежды?
— И… — передразнил менестрель. — Я обещал всё? Обещал. Я дал клятву.
Обе. И он не отступится, не из тех. Хотя о том, что такое «гладь», парень понятия не имел.
— Вымыться бы, — вздохнула Дуня.
— Да. Не мешает.
— А как мы в тюрьму заселились? — прохрипел со своей койки мастер Лучель.
Тацу ответил не сразу, словно о чём-то раздумывая.
— Как пьянь подзаборная.
— То есть?
На странницу накатила усталость. Упаковка сухариков едва не вывалилась из ослабевшей руки и не разлетелась по всей камере — опекун вовремя заметил неладное и перехватил еду, из его большой ладони ничто не просыпалось. Парень свернул пакетик и хозяйственно припрятал в карман сумки. Дуниной. Правильно — девушка не снимала ту, как только подняла в мёртвом мире.
— Поспи, — девушка, скорее, почувствовала улыбку, чем увидела. Подчиняясь то ли собственному непреодолимому желанию, то ли настойчивости Тацу, Дуня положила голову менестрелю на колени, подтянула ноги, пряча под куртку. — Лу, ты, похоже, подцепил какую-то заразу у фейерры. Сначала безоружных выкинул на поле боя, в гущу сражения, затем вдребадан пьяных — во двор какого-то баронского замка. Это нам ещё повезло, что вы оба лыка не вязали, а я наоборот мог говорить членораздельно — моё враньё никто не оспаривал возмущёнными воплями. Впрочем, трудно понять, что лучше — быть пойманным на лжи или слушать ваш храп и оттирать ваши слюни… Переместились мы, стоит признать, вполне себе удачно — неподалёку от старых выгребных ям, но, к сожалению, вам обоим не понравился запах, и вы бодренько потопали, куда ноги повели. Задержать я вас не успел. Да и не очень-то стремился. Так мы и вырулили аккурат на казарму. А дальше у меня был выбор: признаться, что мы шпионы и зависнуть в петлях праздничной гирляндой, или ещё чего придумать, чтобы быть отправленными в тюрьму за пьянство средь бела дня.
— Э! А почему не в ночлежку? — возмутился маг.
— С ума сошёл?! — ошарашено рявкнул певец. Он дёрнулся, от чего, уже практически заснувшая, Дуня очнулась. — Там же запаршиветь можно. А тюрьма здесь ничего — просторная, пустая. К тому же я сомневаюсь, что здесь имеются подобного рода заведения. Так или иначе, мне пришлось решать, а, как я уже упоминал, меня тоже обвинить в трезвости было проблематично — выдал нас за бродячих актёров. Я — понятно кто. Ты, Лу, теперь фокусник — и только посмей вякнуть, что волшебник. Местный барон… точнее, молоденькая баронесса… а ещё вернее, её советница явно страдает… хотя нет, наслаждается паранойей: проведает, что ты настоящий маг, устроит пляски с раскалёнными щипцами. Между прочим, у меня в планах, пусть и долгосрочных, всё-таки размножение значится.
— А я кто? — заинтересовано пискнула Дуня.
— Ты? Танцорка.
Девушка удивлённо моргнула.
— Я не то чтобы умею танцевать. Люблю, конечно, но и только.
— Да им всё равно, как тебя обзывать, — отмахнулся Тацу. — Главное, чтобы веселей скакала.
— Что?!! — как-то неожиданно поняв истинный смысл сказанного, Дуня вскочила.
— Не бойся, — фыркнул менестрель и без труда уложил подопечную обратно. — Я тебя в обиду не дам. И баронесса здесь прогрессивная. Побеседуем с местным священником о вреде алкоголя и греховности нашего… твоего пути, поболтаем с советницей, если она до завтра вернётся, выложим штраф за непотребное поведение в общественном месте, а также оплатим наше пребывание в этом милом отеле — и можем катиться на все четыре стороны. Правда, на улице зима, так что, Лу, ты давай, быстрее силы восстанавливай, а то замёрзнем без кола и двора.
Дуня пробудилась из-за неприятного, настойчивого… жадного взгляда. Открыла глаза. Менестрель, склонив над ней голову, сладко спал, чуть слышно похрапывал, из уголка его рта текла слюна. Ага, ей, значит, пенял. Судя по руладам, доносившимся откуда-то сбоку, мастер Лучель также был ни при чём. Девушка нахмурилась и медленно поднялась, стараясь не потревожить большую подушку, осмотрелась. За решёткой, у самых прутьев кто-то стоял. Именно ему, точнее сказать, ей — гость подметал длинной юбкой пол — принадлежал плотоядный взор.