— Спасибочки.
Вместе со свободой пришла боль (на удачу, вроде бы не из-за переломов и вывихов), тошнота и шум в ушах. Впрочем, у последнего имелся внешний источник. А ещё пахло гарью. Деревня?
Наверное, от встряски открылось второе дыхание. Во всяком случае, Дуня сумела утвердиться на ногах и оглядеться. Селение, радостно потрескивая и рассыпая снопы искр, полыхало. Вместе с ним превращались в золу «кухонные» принадлежности и те, кто ими пользовался.
Получилось.
И это только в полуобморочном состоянии можно было не заметить столп чёрного вонючего дыма.
Ей даже удалось не переврать мелодию недописанной «шедевры».
— А где же спасители? — Дуня в общем-то и себя не спрашивал, так, бормотала вслух. Да и к нападавшим странницу не тянуло, мало ли… Однако призрак, каким-то образом догадавшись, о чём речь, принял вопрос на свой счёт — мертвец тоже встал и указал рукой вдаль. У горизонта клубилась пыль. Ушли. Не потрудившись погребением останков невинных жертв. — Не больно-то и хотелось…
Призрак и сейчас понял. Он пожал плечами — мол, права, подруга — и медленно начал исчезать. Он тоже её покидал, отомщённый и не сдерживаемый долгами. Практически испарившись, он вдруг стал резким, отчётливо видимым. В его неожиданно цветных глазах читался озорной огонёк. Вот мертвец окинул Дуню откровенно оценивающим взглядом, задержавшись на плоском, чистом (благодаря защите сумки) животике, весело подмигнул и вытянул вверх большой палец — словно говорил, кому-то повезёт. И всё-таки пропал. Покрасневшая всем телом, Дуня вздохнула. И побрела прочь. Вроде бы к морю. Прежде чем одеться, хотелось смыть с себя грязь.
Босая и нагая она шла по степи, немного прихрамывала. Сумка не стучала по бедру только потому, что Дуня из боязни нового обрыва ремешка поддерживала компаньонку рукой. Голову напекло, плечи и спину сожгло, кожу саднило. Пальцы на ногах были разбиты в кровь. Второе, третье и даже четвёртое дыхание иссякли, но девушка не задумывалась над тем, как она всё ещё двигается.
Ни обрыва к вожделенному морю, ни речушки — да хоть лужи! — ни деревца или кустика. Только суховатая трава.
Ошиблась направлением. Но Дуня не стала метаться, искать да размышлять, как быть, а шла, пока шлось.
В какой-то момент обнаружила, что идёт по чему-то, отдалённо напоминающему заброшенную сельскую дорогу. А потом появился он. Прискакал откуда-то сбоку, выбрал тот же путь, но обогнал. Затем вернулся и пустил странную, округлую, судя по тени, животину шагом.
Дуня не смотрела на незваного спутника. Какое ей до него дело? Хочет плестись рядом — пусть плетётся. Хочет пялиться — пусть пялится, благо всё едино не на что. Дуне плевать.
— Девочка, — наконец решился он. Странница не вздрогнула, виду не подала, что услышала, хотя в голосе незнакомца слышался шорох далёкого прибоя. Маг. Или тот, кто умеет пользоваться заклинаниями. — Девочка, ты безусловно красива и даже сейчас вызываешь интерес и желание, но должен отметить, ты поступаешь опрометчиво, гуляя обнажённой по пустыне. Ты неместная, у тебя слишком нежная плоть для здешнего солнца. Да и раны тебе следует промыть.
Девушка сделала ещё шаг-другой и упала. Всё. Дальше не шлось.
Её пытались поцеловать. В нос. Вернее, во всё лицо — нос был центром чужой любвеобильности.
— Лео! Отстань! — донеслось накатной волной. Мужской голос, памятный по нравоучению о голых девицах в горячих песках. — Она не будет с тобой играть. Ей нужно отдохнуть.
Дуня проморгалась. На переднем плане — огромные мясистые губы, то ли из-за формы, то ли и впрямь вытянутые в трубочку. За ними фоном — добродушные карие глаза в едва уловимую голубую искорку. Всё это окружали короткая желтоватая шерсть и запах, от которого свербело в носу — дикая смесь конского пота и цветочных духов.
— Лео! Сейчас надаю по твоей длинной шее и выдерну хвост!
Тон не соответствовал содержанию так же, как если бы мать обещала дать обожаемому чаду ремня, который в реальности мог вылиться разве что в лёгкий подзатыльник. Впрочем, подзатыльник — тоже неприятно, поэтому губы и глаза отдалились. К ним добавились узкие ушки, постоянно двигавшиеся — вверх-вниз, вперёд-назад, а теперь по кругу — и пять рожек.