Коридоры, комнаты и лестничные пролёты заставили сухими, а кое-где и живыми цветами, повсеместно стояли — Дуня до сих пор не верила — кадки с экзотическими растениями. Говорили, что в тех покоях, куда простую полотёрку не допускали, дом сторожили статуи. Утверждали, что красивые. Честно признать, девушке очень хотелось на них взглянуть, но пока не отыскались ни время, ни смелость.
Полы, даже в каморках прислуги, старались застелить коврами и циновками, соломенными или сплетёнными из ивовых прутьев. И прочая, прочая, прочая… Нет, этот замок сам по себе не был мрачным, разве что иногда, ближе к вечеру, тёмным. Но вот если к этому приложить плохое настроение…
Настроение Дуни хорошим сейчас не отважилась бы назвать не только властная госпожа Вруля, но и самовлюблённая златовласка. А какое может быть настроение у человека, вытянутого среди ночи на чёрную работу? Отвратительное! Ну, что бы сэру Л'руту не перенести официальный приём на послезавтра? Зима пока не кончилась, народу в гости заявится немного. Или хотя бы сегодня не дебоширить! Однако господа на то и господа, чтобы не спрашивать разрешения у прислуги. В итоге, бесконечно недовольный Рыжик с трудом растолкал Дуню в тот час, когда те, кто ещё не лёг, уже не ложатся.
— …куда? — не открывая глаз, прохрипела страдалица. Спросонья она всегда теряла голос.
— Сэр Вирьян тебя под венец зовёт, — пробурчал поварёнок.
Девушка только спряталась под одеяло — шутка была дежурной и, хотя жутко раздражала, изначально не вызывала у своего объекта никакой внешней реакции, кроме как в самый первый раз: Дуня настолько искренне удивилась, что испортила всем забаву, заставив хулиганов самопроизвольно во всём признаться. Другой вопрос: как они умудрялись выведывать такие вещи. Откуда им знать, что пришлый маг чем-то заинтересовал Леску? Чем — конечно, не поняли, зато растрезвонили по всему замку, что полотёрка-недотрога втюрилась в милорда, когда тот изволил лечить её от лихоманки. А, может… тс-сс, только шёпотом… но достаточно громким, иначе Леска — не дай боги! — не услышит. А, может, не только от зимнего недуга!
Забавно, что обрушение одинокой башни и исчезновение столика для еды, а с ним и желания готовить для таинственного волшебника, никто не связывал ни с Вирьяном, ни тем более с Дуней. Да и о беседе девушки с гостем сэра Л'рута в библиотеке доморощенные шпионы не знали — и всё-таки отыскали множество примет влюблённости странной полотёрки. Примет настолько ярких и правдоподобных, что даже Дуня засомневалась в себе. Конечно, в таких условиях она боялась не то что прямо — косвенно — расспрашивать о чародее, откуда он и где с ним можно пересечься. А пересечься требовалось, так как у девушки имелось несколько вопросов — важных, интересных, пусть и оставляющих ощущение того, что за ними она упускает из виду главное. Но Дуня молчала, иначе могла нарваться на лекцию о поведении. Или — ещё хуже — её отношения с Вирьяном обрастут такими подробностями, каких ни в одном латиноамериканском сериале не сыщешь. Обязательными компонентами станут совращение, безумная страсть и, естественно, разбитое сердце. Мол, сэр Вирьян поигрался с полотёркой и бросил, а та смириться не в силах.
— Ну, Леска! Ну, пожалуйста! Вставай! — затеребил Рыжик. — Мне от Пышки и госпожи Врули влетит! Я ж ещё вчерашние работы не закончил… Я… это… к подружке бегал.
«И при чём тут я?» — подумала девушка, но из постели всё-таки вывалилась. И теперь брела по замку, чтобы драить полы. Кто бы ещё заметил её усилия!
Неожиданно для себя Дуня притормозила, прошла пару-другую шагов и вовсе остановилась. Что-то не так… Воздух! Воздух изменился. Нет, ничего… Но вот ещё. И ещё. Словно носа коснулась маленькая кошачья лапка — шершавые подушечки, игриво выпущенные и вновь спрятанные коготки, мягкий мех. Лапка погладила кожу, осторожно пошевелила волоски в ноздрях, запуская туда почихунчик… Дуня поморщилась, закрывая лицо рукавом. Этот, ни с чем несравнимый «аромат» она распознала сразу. Девушка не первый и не второй день, как умела, пыталась избежать встречи с его обладателем, так как после вонь преследовала её целые сутки, пока здоровый сон не вымывал из головы надуманную дурь.