Наконец все с лёгким сердцем поднялись из-за стола.
Александр вызвался проводить гостей.
– Заодно и прогуляюсь, – сказал он матери, – врачи рекомендовали.
Над городком мягко синилось ночное небо, почти вкруговую подсвеченное полоской зеленоватых зорь.
– Это Марс? – спросила Анна Георгиевна у Машарина, указывая пальчиком на голубоватую большую звезду.
– Это Венера. Звезда любви. Наверное, специально для вас взошла. А Марс – вон он, кроваво-красный, как и положено вояке.
Черепахина рассмеялась и косо взглянула на мужа.
– А Марс что, тоже сегодня водку пил?.. Знаете, я всегда путаю эти звёзды.
– Это планеты, Аня, – поправил её Черепахин с раздражёнными нотками в голосе.
– Ну, пусть планеты, – согласилась она, уловив состояние мужа. – Всё равно ведь звёзды!..
Несмотря на провинциально скучный ужин и довольно откровенную неприязнь Кати, весь вечер портившей ей настроение, Анна Георгиевна впервые за последнее время просветлела душой, увидела, что ничего ещё не кончено, что всё ещё впереди – и жизнь, и любовь, без которой она не мыслила себе жизни, и свободная беспечность. Эта надежда, как она понимала, исходила не только от того, что жизнь поворачивала на старые рельсы, но и от спокойной трезвости Александра Дмитриевича. И она была благодарна ему.
– Я уже давно живу в каком-то перевёрнутом мире, – говорила она, – кругом бутафория, а не жизнь. Идеи, речи, завихрения – и всё не настоящее, всё придуманное. И этот большевизм, как наказание. А тайные офицерские собрания: бред, наполеоны кругом. И лозунги, лозунги! – с ума сойти можно. Иногда мне казалось, что людей нет, что они превратились в литеры на плакатах – кто гласная, кто согласная, кто просто «ер», а каждый воображает себя восклицательным знаком… Как мне всё это надоело, Александр Дмитриевич! Хочется просто жить, быть счастливой… Вот вы, наверное, никогда головы не теряете.
– Зачем ты человека морочишь? – перебил её муж. – Распустила хвост, мистику развела… Так он тебе и поверил! Он, Саша, умный. Он видит, что ты не овечка. Вот и незачем… Он алгеброй гармонию проверил и книжному искусству обучен.
– Ты просто пьян, Анри.
– Мы завтра едем большевистских комиссаров встречать, – сказал Черепахин Машарину, не обращая больше внимания на жену. – Поедешь с нами?
– Не могу, – подумав, отказался Машарин.
– Ну и напрасно. Целый отряд комиссаров. Крупные птицы!
– Ты ещё за столом говорил об этом, – напомнила ему жена. – Александра Дмитриевича никто не отпустит. Он сейчас на положении ребёнка… А вот и наш дворец, наша крепость. Приходите к нам.
– У тебя оружие есть? – побеспокоился Черепахин.
– Обойдусь, – сказал Машарин.
– Без оружия нельзя. Тут всякой сволочи в этом омуте. Возьми! – он вытащил из кобуры тускло блеснувший «смитт-вессон».
Простившись с Черепахиным, Александр Дмитриевич пошёл обратно и свернул в тёмный приречный проулок. Он двигался не спеша от избы к избе, ища знакомую примету. Наконец увидел на крыше парящий по звёздам кораблик, огляделся и постучал в ставень.
– Кто? – не сразу спросил испуганный женский голос. – Кто это?
– От Петра Анисимовича, – тихо сказал Машарин. – Выйдите на минутку.
– Нюрк, выйди-ка, – сказала в избе женщина. – От отца ктой-то. Стряслось ай чего?
Ждать пришлось долго. Наконец брякнул в сенях засов, и к воротам подошли.
– Чё надо? – спросила из-за ворот девушка.
– Поговорить надо.
– Об чём говореть-то?
– Надо предупредить Петра Анисимовича, чтобы не приезжал сюда.
– Это пошто же?
– Чтобы жить остался.
– Ладно, – сказала, подумав, Нюрка. – Погодите, я быстро.
Она снова убежала в избу, но вернулась действительно быстро. Должно быть, она видела в темноте, как кошка, потому что сразу узнала Машарина.
– Ты чё? – испугалась она. – В тюрьму нас забирать пришёл? – Но быстро сообразила, что это не так, и смекнула другое. – Али думашь, так поглянулся, что на шею брошусь?
…Когда он только зашёл в ограду с солдатским мешком в руках, все бабы оставили работу и стали разглядывать его из окна. Сначала думали, жених барышнин, но, когда он стал рядом с отцом, ажно ахнули: шибко схожи. Сын, стало быть.
– Вот тебе бы такого заманить, – пошутили мытники над Нюркой, – а то твой Фролка – тьфу! – пигалица кривоногая.
– Энтот не для неё…
– Куды там! Она у нас вон, как груздок! А они все на одно копыто, помани только.