Большой улов был у чудища. Стал старик много рыбы домой приносить — одному уже и не съесть. Надумал он тогда рыбой торговать. И надо же, раскупали ту рыбу безглазую в одно мгновение!
Разбогател старик. Лень ему стало каждую ночь с чудищем на рыбалку ходить. Вот и надумал он от друга своего избавиться.
Пошли они как-то раз рыбу удить, старик и говорит:
— Вот ты, чудище, такое на рыбалке удачливое, наверное, нет на свете ничего, что бы ты не мог сделать.
— Да, пожалуй, — согласилось чудище. — Многое мне под силу.
— Неужели ты ничего на свете и не боишься? — удивился старик.
— Испугать меня трудно, — засмеялось чудище. — Есть, правда, две вещи, которые мне совсем не по душе. Никому я о них не говорил, но тебе, как другу, скажу. Очень не люблю я скользких осьминогов, да еще петухов, которые о начале дня возвещают.
Хорошо запомнил старик слова чудища и решил того, во что бы то ни стало, напугать.
Дождался старик ночи, надел соломенный плащ, капюшон на голову натянул и на крышу своего дома забрался — ждет, когда чудище за ним придет. А чудище и не ведает, что старик недоброе задумал, идет по тропинке, удочкой размахивает и песенку напевает. Подошел к воротам, да как вкопанный и остановился. Видит — сидит на крыше большой петух, крыльями машет.
Удивилось чудище: «Что это петух среди ночи на крыше делает?» Увидел старик, что чудище его заметило, и давай еще быстрее руками махать, словно крыльями, да кричать во все горло: «Коккэкко! Коккэкко! Скоро солнце взойдет! Скоро солнце взойдет!».
Испугалось было чудище, назад попятилось, да остановилось. «Странный какой-то голос у этого петуха, — думает, — на стариковый похож». Догадалось оно, что старик его провести решил, рассердилось.
— Где же, старик, твоя благодарность? — спрашивает. — Я с тобой дружить хотел, а ты…
Заплакало чудище, лицо руками закрыло и прочь побежало, да у ворот осьминога увидело — скользкого, противного. Закричало чудище, задрожало, да в темноте и пропало, будто и не приходило вовсе.
Обрадовался старик, что от нечистой силы избавился. «Не надо мне теперь на рыбалку ходить, — думает. — Буду дома сидеть, денежки подсчитывать, да на солнышке греться».
Но не вышло так, как старик хотел. Проснулся он поутру — тут болит, там болит. Поохал, поохал, да и помер.
Сказывают старые люди, что это чудище его наказало за то, что благодарным быть не умел.
Находчивый Мой
ного-много лет назад жил на самом юге Японии, на острове Окинава, один правитель. Была у него дочь-красавица. А у главного министра того правителя был сын. Звали его Мой. Вот и решили родители поженить своих детей, когда те подрастут.
Настала пора сватов посылать, а Мой и говорит:
— Не могу я жениться на девушке, которую никогда в глаза не видел. Может, она лицом нехороша, может, врут люди про ее красоту.
Стали Моя отговаривать.
— Не положено, — говорят, — просто так на девушку смотреть. Повод какой-нибудь найти надо.
— Ладно, — согласился Мой, — найду я повод, чтоб на невесту свою посмотреть.
Купил он курицу и в замок отправился. Вошел во двор, выпустил курицу да как закричит:
— Держите! Держите! Это моя курица!
Выбежали из замка придворные и вельможи, а с ними и дочь правителя.
— Что случилось? Кто кричал? — спрашивают.
Обрадовался Мой:
— Видел! Видел! Свою невесту видел!
Еще больше удивились придворные, бросились правителю докладывать:
— Приходил сын главного министра, приносил курицу. Пустил ее по двору бегать, а сам кричать стал, что дочь вашу увидел.
Опешил правитель:
— Не знал я, что у моего главного министра сын дурачок. Вот беда-то, обещал ведь я за него свою дочь-красавицу отдать. Надо бы разорвать договор.
Послал он важного вельможу в дом главного министра. Сел вельможа в паланкин и в путь отправился.
Только к дому министра подъехал, чувствует, застрял паланкин — ни вперед, ни назад. Выглянул вельможа, видит — сидит на большом дереве Мой, в руках удочку держит, а крючком зацепил паланкин.
Рассердился вельможа:
— Эй, негодный, отпусти сейчас же мой паланкин. У меня к твоему отцу важное дело. Некогда мне с тобой разговаривать!
Засмеялся Мой и говорит:
— Паланкин, раз на крючок попавшийся, просто так не отцепится, давший обещание дочь замуж отдать, просто договор не разрывает. Так правителю и передай.
Испугался вельможа и скорее в замок вернулся. Узнал правитель о том, что Мой ответил, задумался: «Может, и не так глуп этот Мой. Ладно, отдам за него свою дочь».
В другой раз случилась с Моем такая история.
Позвал его как-то раз поутру отец и говорит:
— Уезжаю я по делам до вечера. Нечего тебе без толку по улицам шататься. Займись-ка ты хозяйством. Отправляйся в сад и оторви со стеблей хризантем нижние листья, те, что пожухли. Хочу я, чтоб сад мой в порядке содержался.
Уехал отец, а Мой в сад направился листья обрывать. Вернулся отец вечером, смотрит — остались у хризантем одни цветы на стебельках, ни одного листочка не видно, совсем стебли голые.
Рассердился отец, позвал Моя и спрашивает:
— Что же ты, противный мальчишка, наделал? Зачем все листья со стеблей сорвал? Я же приказал тебе только нижние убрать!
Почесал Мой затылок и говорит:
— Не гневайся, батюшка, не со зла я это сделал. Пришел я в сад и, как ты велел, нижние листья со стебельков оборвал. Потом вижу — опять у хризантем нижние листья есть. Я и их оборвал. Гляжу — опять нижние листья остались. Я и их тоже оборвал. А потом посмотрел, а стебли уж и голые вовсе, одни цветочки и торчат.
Вздохнул отец. Что ответишь?
А однажды Мой вот что придумал. Лежал у него в саду большой камень-валун. Да такой огромный, что никому не под силу было его с места сдвинуть. Очень этот валун Мою мешал. Как ни пойдет по саду, обязательно об него споткнется.
Вот как-то раз выбежал Мой из дома да как закричит:
— Пожар! Пожар! Спасите! Помогите! Горим!
Услышали соседи и скорее к дому Моя побежали, кто с ведром, а кто и с двумя. Прибежали, видят — нет никакого пожара, а сам Мой на крылечке сидит — трубку потягивает.
Удивились соседи.
— Это ты про пожар кричал? — спрашиваю!. — Где же твой пожар?
А Мой им как ни в чем не бывало и отвечает:
— Упал у меня из трубки пепел. Вот я и подумал, что пожар случиться может. Испугался очень, потому и закричал. А потом ногой пепел придавил, пожара и не получилось.
Пожали соседи плечами, расходиться было решили, а Мой и говорит:
— Раз уж вы, уважаемые соседи, все равно здесь собрались, пособите мне тогда в другом деле. Лежит у меня в саду камень-валун, никто его с места сдвинуть не может. А для всех вместе это и не работа, а пара пустяков.
Ничего не оставалось соседям, как камень-валун из сада оттащить.
Была мать Моя очень набожная женщина: все свободное время в храме проводила. Не нравилось Мою, что никогда мать дома застать нельзя, вот и решил он ее от храма отвадить.
Собралась как-то раз мать в храм, подошел к ней Мой, руки в молитве сложил и тихонько позвал:
— Матушка, а матушка!
— Что тебе надо? — спросила мать.
А Мой опять ее зовет:
— Матушка, а матушка!
— Ну что, что? — рассердилась мать. — Говори скорее, некогда мне.
А Мой опять за свое:
— Матушка, а матушка!
Совсем мать терпение потеряла.
— Надоел ты мне! — говорит. — Сколько можно одно и то же повторять!?
— Неужели тебе это не нравится? — удивился Мой.
— Конечно, не нравится, — ответила мать. — Кому же понравится, когда кто-то сто раз одно и то же канючит.