— Хитрая ты, лиса, — только и сказал барсук. — Ладно, поглядим, что дальше будет.
Так ни с чем и ушел.
Прошло время. Сидел как-то раз барсук под деревом, мясом лакомился. Вдруг видит — лиса идет.
— Здравствуй, братец барсук, — говорит, — давненько я тебя не видела. Чем это ты лакомишься? Дай мне кусочек!
Поделился с ней барсук. Стала лиса угощение нахваливать, да выспрашивать.
— Откуда у тебя, братец барсук, мясо появилось?
— Да вот недавно, — отвечает барсук лениво, — поймал одну лошаденку — очень вкусная она оказалась.
Лиса аж рот от удивления открыла, глаза вытаращила, слова вымолвить не может. Наконец в себя пришла и просить стала:
— Научи меня, братец барсук, как лошаденку поймать. Очень уж мясо лошадиное мне понравилось.
Засунул барсук себе в рот еще кусочек и давай жевать долго-предолго — думает будто. Прожевал, наконец, и говорит задумчиво:
— Очень непростое дело ты, лиса, задумала.
А та уж от жадности рассудок совсем потеряла.
— Пусть, пусть непростое! Все равно научи! — просит.
— Ну ладно, так и быть, — согласился барсук. — Слушай! Видишь ту гору? Перейдешь через нее — луг увидишь. Пасутся на том лугу лошади. Только ты сразу к ним не подходи, спрячься где-нибудь, да вечера дождись. Как уснут они, подойди тихонько, да лошаденку какую-нибудь за задние ноги схвати. Схватишь — считай поймала!
— И только-то? — удивилась лиса.
— Ах да, забыл! — стукнул барсук себя по лбу. — Есть еще одна важная вещь! Лошадь-то тяжелая: как ее в лес-то принести? Надо тебе свой хвост к лошадиному привязать. Дотащишь тогда без труда!
Обрадовалась лиса и сразу на луг, что за горой раскинулся, поспешила. Видит — и вправду лошади там пасутся, много-много, не сосчитать. Выбрала лиса себе лошаденку большую, толстую, да за скалой спряталась.
Наступил, наконец, вечер. Уснули лошади.
«Ах, как славно все! — думает лиса. — Сейчас я лошаденку свою прихвачу, в лес отнесу, лакомиться буду».
Подкралась она потихоньку к лошади, да свой хвост к ее и привязала. А потом как в задние ноги зубами вцепится! Вскочила лошадь, ногами брыкнула — лиса аж к небу подлетела! А деться-то ей некуда — сама себя к лошади привязала! Стала лошадь хвостом во все стороны размахивать — кружит лиса над землей — вот-вот рассудок потеряет. Тут лошадь еще раз как брыкнет — развязался узел, и закружила лиса над лугом. Отлетела она к самой скале, там и растянулась.
Гомбэй-птицелов
а самом севере Японии, на острове Хоккайдо, в деревне Инаги жил крестьянин Гомбэй. Не было у него ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. И земли у него не было. Жил он один на самом краю деревни, в маленькой избушке, а промышлял охотой на диких уток.
Каждый день Гомбэй поднимался до зари, шел к большому озеру неподалеку от деревни, расставлял ивовые силки и долго-долго стоял у воды, подстерегая уток. За день ему удавалось поймать когда трех, а когда двух уток. А бывало, что в силки к нему попадала всего одна утка, а то и вовсе ни одной.
Вот как-то ранней весной Гомбэй три дня подряд приносил домой только по одной утке. На третий вечер, возвращаясь с охоты, он стал думать:
«Ставлю я каждый день по три силка, просиживаю у озера с зари до зари, а ловлю всего-навсего по одной утке в день. Вот и завтра мне опять придется встать ни свет ни заря, а потом весь день мерзнуть на берегу. А что, если бы я поставил на озере сто силков? Наловил бы я тогда сразу столько уток, что мог бы целый месяц сидеть дома и греться у печки».
На другое утро Гомбэй никуда не пошел, а сел плести из ивовых прутьев силки. Сплел сто силков, расставил их на озере, а сам на ночь ушел спать. Всю ночь ему снился один и тот же сон: будто со всего света слетаются утки и садятся прямо в его силки. Проснулся Гомбэй среди ночи, быстро оделся и побежал к озеру. Прибегает на берег, а никаких уток на озере нет. Как стояли силки с вечера, так и стоят. Все силки связаны веревкой, а конец веревки обмотан вокруг дерева.
Гомбэй оглядел силки и притаился на берегу у дерева.
Понемногу стало светать. И вдруг откуда-то в самом деле налетело много-много уток. Покружились они всей стаей над озером, а потом на воду села одна утка, за ней другая, третья, четвертая. И как только садилась утка на воду, так прямо и попадала в силки Гомбэя.
Скоро во всех силках было по утке. Только один силок еще оставался пустым, а над озером летала последняя утка. Тут Гомбэй отвязал от дерева конец веревки и стал медленно наматывать ее себе на руку. Ему жаль было вытаскивать силки, пока хоть один силок оставался пустым.
«Еще бы одну утку поймать, и у меня будет целых сто. Тогда я и вытащу силки. Ну, скорее, скорее!» — шептал про себя Гомбэй.
А тем временем уже совсем рассвело, и взошло солнце. Когда оно показалось из-за гребня гор, яркие лучи его упали на озеро, и вода в озере заблестела, засверкала. Утки на воде встрепенулись, замахали крыльями, и все девяносто девять с силками на ногах поднялись над озером. Гомбэй крепко натянул веревку. Но утки были сильнее его — их ведь было девяносто девять. Они поднимались все выше, а с ними вместе уходила веревка. Уже не Гомбэй тянул веревку, а веревка тянула Гомбэя. И вот он отделился от земли и поднялся в воздух. Чем выше летели утки, тем выше поднимался и Гомбэй. Он висел на конце веревки и крепко держался за нее обеими руками. Озеро осталось далеко внизу. Гомбэй только жмурился — он боялся посмотреть вниз. А утки летели все выше, все дальше, пролетели над озером, над деревней, над лесом, взвились над горой. И вдруг веревка, на которой висел Гомбэй, оборвалась. Утки улетели дальше, а Гомбэй повис в воздухе. Сердце у него замерло от страха.
Тут бы Гомбэю и упасть, но он не падал. Удивился Гомбэй и осторожно открыл глаза. И что же? Он увидел, что по-прежнему летит по воздуху. Его подхватил ветер. Сильный ветер нес Гомбэя высоко над землей, над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко к югу. Летел Гомбэй день, летел другой, летел третий. На третий день ветер немного утих, и Гомбэй стал медленно-медленно спускаться на землю. Смотрит, а под ним крыши домов и кругом поле. На поле крестьяне сеют ячмень. Как раз посреди поля и опустился Гомбэй. Тут крестьяне бросили работу и со всех сторон побежали к нему. Гомбэй потопал ногами, помахал руками — от долгого полета он не чувствовал ни рук, ни ног — а потом вежливо поздоровался с крестьянами и спросил:
— Что это за деревня? Куда я попал?
— Это деревня Акано, — ответили крестьяне.
— Никогда не слыхал про такую деревню. А вы-то сами японцы?
— Конечно, мы японцы! А ты, верно, издалека, раз не знаешь деревни Акано?
— Я с острова Хоккайдо, с самого севера Японии.
— А деревня Акано — на острове Кюсю, на самом юге Японии. Как же ты попал к нам и почему свалился с неба?
Тогда Гомбэй рассказал крестьянам, как его подняли в воздух утки, а потом три дня нес ветер.
— Теперь тебе до дому не добраться, — сказали крестьяне, выслушав рассказ Гомбэя. — Для этого пришлось бы переплыть много проливов и морей и пройти пешком всю Японию с юга на север. Это тебе будет не по силам. Оставайся лучше с нами. Поселись у нас в деревне, помогай нам в работе, а мы тебя будем кормить.
Гомбэй немного подумал и согласился.
— На родине у меня никого и ничего не осталось. Отчего бы мне и не пожить у вас?
Так Гомбэй и остался жить на острове Кюсю, в деревне Акано. Поселился он у крестьян, помогал им в работе, сеял с ними ячмень, вырывал сорняки. Время шло быстро, кончилась весна, а потом и лето. Ячмень вырос и созрел, настала пора жатвы.
Однажды рано утром крестьяне пошли с серпами в поле и принялись за жатву. Гомбэй тоже усердно взялся за работу. Вдруг ему попался очень толстый, высокий колос. Гомбэй пригнул его к земле и хотел уже срезать серпом, как вдруг колос отпрянул обратно и ударил Гомбэя с такой силой, что подбросил его в воздух. Но Гомбэй не упал на землю. Его снова подхватил ветер и поднял высоко над полем.