— Этак, чего доброго, и вторую ночь придется коротать здесь, — в отчаянии проговорил Виктор.
— А не ты ли сказал недавно, что хотел бы пожить тут несколько дней? — подколол Мирон.
— А ну тебя! — махнул Виктор рукой.
Он наклонился, начал щипать и есть какую-то траву. Пригляделся Мирон и увидел светленькие нежные круглые листики так называемой заячьей капусты. Значит, будем обедать? — спросил он.
Оба опустили свою добычу на землю и начали «пастись».
Долго они подкреплялись «заячим обедом», но устали еще больше. Наконец Мирон остановился и сказал:
— Хватит. Как бы не заболеть.
После «обеда» захотелось пить. Вода в озере была мутная. Пришлось поискать лужу, где она успела отстояться. И это все, что ели за последние сутки.
Ныло уже часа три-четыре пополудни.
— Идем прямо на запад, может быть, там выберемся, — сказал Мирон.
И они пошли на запад. Некоторое время места здесь были довольно высокие. Песчаная почва, красивый сухой бор. Но скоро опять уткнулись в болото. Пришлось поворачивать направо.
Виктор рассердился:
— Так мы обойдем вокруг и снова придем на старое место. Сбрасывай штаны! Чего бы это ни стоило, мы должны вырваться отсюда. С этой стороны озера нет, тут только болото. Давай попытаемся!
Они отважно ринулись вперед. Надо отдать справедливость нашим путешественникам: оба показали себя настоящими героями. Пробирались сквозь кусты, прыгали с кочки на кочку, вязли в трясине и тут же помогали друг другу выбраться до тех пор, пока… снова не увидели озеро.
— Значит… мы на острове? — пробормотал Виктор.
— Пока неизвестно, — сказал Мирон. — Во-первых, мы не знаем еще четвертой стороны, во-вторых, видишь, из воды торчат кусты и даже деревья. Следовательно, это только паводок. Пойдем-ка быстрее назад, чтобы успеть до вечера осмотреть последнюю сторону.
Положение было незавидное, а тут еще обиднее стало: столько усилий затратили — и все зря. Друзья прошли уже немалый путь, и вот — надо возвращаться.
Выбравшись на сухое место, они тут же, не задерживаясь, направились на север. На этот раз не потеряли много времени: сразу убедились, что выбраться нельзя. Далеко впереди блестело озеро, а между ним и берегом, как и на той стороне острова, километра на два — на три раскинулось болото.
Когда наступил вечер, приятели стояли возле того самого дерева, под которым нашли пристанище.
— Ну, что ты скажешь на все это? — обратился Виктор к Мирону.
— Скажу, что у нас положение в тысячу раз лучшее, чем у тех, кто попал на пустынный и безлюдный остров среди океана. А мы не раз завидовали им, читая об этом в книгах.
— Спасибо тебе на добром слове.
— А разве не правда? Нам придется просидеть здесь неделю или две, пока спадет вода. А у тех и такой надежды не было.
— Ничего себе — неделю или две. Как же мы проживем это время не евши?
— Н-ну, это будет зависеть от нас самих.
— Может, кто-нибудь случайно заедет сюда?
— Лучше на это не надеяться. С каждым днем озеро будет отодвигаться все дальше от нас, а на его месте останется болото, через которое никто не полезет.
— Чего доброго за это время ноги протянем от голода. Я и сейчас едва стою на ногах.
— Ну, если придется умирать от голода, можно не только сырого зайца, но и сову съесть. От мяса, хоть и сырого, люди не умирают.
Спокойные рассуждения Мирона несколько успокоили Виктора. Теперь хоть они знают, что их ожидает и что они должны делать.
— Вот твое желание и сбылось, — усмехнулся Мирон. — Можешь теперь и огонь добывать, и жить здесь, как дикарь.
— Это верно, — почесал Виктор затылок, — но на деле получается совсем не так увлекательно, как казалось раньше.
Солнце опускалось за лес. Последние лучи его скользнули по водному простору, а затем направились вверх. Загорелись вершины деревьев, словно солнце освещало их теперь больше, чем днем. Заиграли на небе разноцветные облачка, которых, казалось, до этого вовсе и не было. От воды пахнуло холодком. Тишина была полная.
Чувство одиночества охватило хлопцев. Зачем они забрались сюда, так далеко от людей, от своих близких? Что им тут делать? А когда и как выберутся — неизвестно. Значит, не зря смеялись товарищи, узнав об их намерении. Такие мысли упрямо лезли в голову и Виктору и Мирону, но гордость не позволяла признаться в этом не только товарищу, но и самому себе. Голод, приглушенный только водой, с каждой минутой мучил все больше. По мере того как опускалось солнце, усиливался и холод.
— Давай делать берлогу! — крикнул Виктор, встряхнув плечами и этим словно отгоняя от себя и холод, и голод, и грустные мысли.