- Ой, Нинк, - Олеся хлопнула себя по губам, захлопав ресницами, - тебе Игорь привет передавал! Он в кулинарный техникум поступает, а всё благодаря тебе. Это же ты его тогда давным давно надоумила на повара идти, мол у него талант и руки из нужного места растут. - Девушка рассмеялась, а вместе с ней и остальные.
- Игорек это тот из седьмого класса? Который неудачный ухажер? - Улыбаясь, поинтересовался Михаил, отставив несчастную кастрюльку в сторону. Олеся с готовностью кивнула, улыбнувшись в ответ. Минато переводил растерянный взгляд с одного на другого, пытаясь понять, о чем речь. Эту историю он тоже не знал.
- О, племянничек-то не в курсе, наверное! - Спохватилась Катя, а Нина, чьи щеки зарумянились от смущения, закрыла лицо ладонями. - В школе Нинкиной один Игорь учился, одногодка её, но из параллельного класса. Так он сповадился за ней ухаживать. Ну там до дома проводить, портфель носить, цветы, которые с клумб рвал, дарить. А дядь Сережа как узнал, как всыпал обоим по первое число. Так Игорек доучился до восьмого класса, а потом его родители в город уехали. Он с бабкой и дедушкой оставаться в деревне не захотел, с родителями уехал. Вот сейчас вместо десятого идет в колледж, а всё потому что Нинка его вдохновляла. Во-от. - Екатерина подняла указательный палец, и улыбнулась. Олеся несильно пихнула Нину в бок.
- Никого я не вдохновляла! - Воскликнула смущенная до крайности девушка, отнимая руки от лица, но отводя взгляд от всей компании. - Просто сказала, что он хорошо готовит! - Все рассмеялись такой реакции на эту историю. Нина стеснялась не самой истории своих неудачных первых отношений, хотя и это тоже, а того, что друзья до сих пор помнили и обсуждали её. А ведь она рассказала всё это только Олесе и Катьке. Зато теперь Минато знал, что у девушки строгий отец и что парни ей всё-таки интересовались, но не имели возможности завести с ней отношения. Это открытие… нет, ничего оно не вызвало в душе Намикадзе. Просто факт в копилку информации о Нине.
Веселая компания разбредалась домой. Все вызвались проводить Нину и Митю до дома, хотя им было идти на станцию, ведь жили они не в деревне, но косплеер отговорила их.
- Не переживайте, мы не заблудимся, а защитник у меня есть. - Наставница похлопала Намикадзе по плечу, улыбаясь своим друзьям. Стас с сомнением посмотрел на шиноби.
- Да неужели? - Усмехнулся он, на самом деле не желая никого обижать, просто выказывая своё подозрение.
- Эй, он восточными боевыми искусствами занимается. - Обиделась Нина, возмущенно посмотрев на друга. Тот рассмеялся, подняв руки в защитном жесте. Его взяла за руку Олеся и потащила за собой, шутливо ругая за предвзятость к племяннику Нины. Катя подошла к Минато и взяла с него честное слово довести подругу до дома в целости и сохранности, после чего похлопала его по плечу, распрощалась с подругой, и побежала за остальными друзьями, которые помахали Нине на прощание. Девушка тяжело вздохнула, когда компания ушла достаточно далеко.
- Пойдем домой, Минато. - Несколько устало улыбнулась она. Намикадзе кивнул, понимая, почему наставница не разрешила их провожать: соседи бы обратили внимание на шумную компанию и на то, что когда эта компания шла на станцию, среди них не было одного парнишки. Так что Минато, накинув на себе хенге кота, шел домой к Нине привычным маршрутом - через огороды и окно её комнаты.
Уже лежа в постели мальчик размышлял обо всем сегодня произошедшем. В его мире таких посиделок не устраивали. Только не на природе, только не у костра. Самим жарить мясо на огне? Спасаясь от насекомых? Лишь на миссиях за пределами деревни, и то без шума, а еще лучше без огня, вдруг враги заметят? Или к костру выйдет кто-нибудь не очень дружелюбно настроенный? Походную романтику в мире шиноби понимали немногие и едва ли нашлись бы такие, которые ради отдыха устроили бы “пикник”. А ведь петь песни под гитару, расположившись под звездным небом, вдыхая аромат жаренного мяса и слушая потрескивание горящего хвороста оказалось так замечательно! Минато глубоко вздохнул, мечтательно прикрыв глаза и пытаясь мысленно вернуться в этот вечер. Счастливые лица, на которых играют тени и отсветы костра, широкая улыбка наставницы, её чуть сощуренные зеленоватые глаза. А голос? Намикадзе был в тихом восторге от этого нежного, но полного силы, чарующего голоса, все еще продолжающего петь в его голове. “Крик немой, и боль прощаний” - запомнились слова песни. Да, прощаться будет больно. Намикадзе ведь все еще хочется вернуться в свой мир, в котором подобного волшебства нет и едва ли будет… Минато зло перевернулся на бок, накрываясь тонким одеялом с головой. Но не оставаться же теперь из-за этого здесь! Пусть дома никто не ждет, пусть дома никого и ничего отсюда не будет, пусть там он снова останется один на один с куда как более жестоким миром, пусть…
Нина лежала в кровати без сна, положив голову на матрац, а подушку обняв, как плюшевую игрушку. Она свернулась в клубок, тяжело вздохнув и прикрыв глаза. Спать совершенно не хотелось, и это было самое паршивое для неё. Ведь нужно будет рано вставать… Этот вечер прошел как-то смазано, непривычно. Она напрягалась на каждом вопросе, заданном друзьями “Мите”. Волновалась, беспокоилась, опасалась. Всё прошло благополучно, но вместо облегчения, на плечи навалилась усталость и ощущение вины. Врать друзьям из-за ребенка, который всё равно вернется в свой мир? Иметь секреты от отца, от соседей, от всего мира… Как же Нине было тяжело из-за этого! Только вот Минато было жалко. Она уже взяла ответственность за него на себя, поклялась самой себе о нем позаботиться, потому не навредит ему и никому о нем не расскажет без очень веской на то причины. Только от чувства какой-то гадливости и отвращения к самой себе это не спасало. “Вру… Боже, я начала врать самым близким!” - смотря на стену, узорчатые обои на которой не могли дать ответы хоть на какой-либо мучающий девушку вопрос, она старалась не заплакать. Не дать всхлипам вырваться из горла, ведь, как уже было выясненно, Минато очень чутко спит. Тревожить мальчика Нина не хотела. Она считала, что он и так слишком много пережил и еще переживет, потому заставлять его волноваться и перекладывать груз своих переживаний на него было как-то циничной и жестоко. Тем более Нина была истинной дочерью своего отца: всё свои проблемы решила сама, пока не ломалась под их непреподъемным грузом. Пока груз был не таким уж и большим, девушка выдерживала его, но кто знает, что случится завтра, послезавтра и в ближайшем будущем? Кто знает, когда очередная проблема окажется достаточно тяжелой для того, чтобы Нина… сломалась?
Минато отодвинулся шторки и осторожно свесился с края кровати, заглядывая вниз. Нина лежала, свернувшись клубочком, обнимая подушку и тяжело дышала. Именно это тяжелое, становившееся иногда судорожным, дыхание заставило его посмотреть на наставницу. Она явно не спала, а если спала, то ей снился кошмар. Почти неслышимо доносился храп отца девушки, и подумав немного, подросток бесшумно опустился на пол. Он только присел на кровать, потянувшись к плечу Нины, как последняя сжалась еще сильнее, пряча лицо в подушку.
- Всё нормально. - Еле различимым шепотом сообщает она опять-таки в подушку. Тут же за словами следает глубокий рваный вдох, и девушка сжимается руки в кулаки, пытаясь подтянуть колени к груди. Она словно рефлекторно пыталась сжаться, уберечься… Спрятаться. Намикадзе нахмурился, впервые видя свою благодетельницу такой. Такой она мало напоминала себя обычную: сильную, уверенную, но эмоциональную и чувственную. Сейчас она казалась какой-то почти задушенной, почти перегоревшей, ужасно переживающей из-за чего-то. Такими были те девочки, попадающие в приют уже в более-менее сознательном возрасте. Какие-то из них по ночам звали родителей и горько рыдали, просыпаясь от собственных криков. Других почти не было слышно, они ночами обнимали подушки и рыдали в них, а днем пытались улыбаться и играть с другими детьми. Пытались быть сильными. Удивительным делом было подростку видеть свою более взрослую наставницу в таком состоянии, в котором она пыталась обуздать собственные чувства. Чем она тяготилась? Почему хочет казаться сильной? Не он ли причина того, что девушка сейчас настолько подавлена? Шиноби почувствовал слабый укол вины, и чувство, словно воздуха стало не хватать, заполнило его всего.