«О ком ты говоришь?»
«Ну как же — о демоне и о себе, конечно. Теперь уже скоро. Он такой теплый, он все мне даст… Никогда этого не понимал. Давно следовало перестать ему противиться. Тогда бы я увидел то, что вижу сейчас».
«Что ты видишь?»
«Как тепло в его объятиях. Никогда не думал, что ненависть так приятна. Да, тепло и удобно… — Голос Роберта стих, но Дженн несколько мгновений была не в силах ничего сказать. Потом Роберт заговорил снова; ему не стало лучше, но слова его прозвучали более осознанно: — Что ты здесь делаешь?»
«Ты умираешь, Роберт».
«Нет, не умираю. Заканчиваю. Останавливаю безумие. Проклятие… пророчество… Заканчиваемся мы. Теперь мы не сможем тебя убить. Пророчество умрет вместе с нами. Можешь ты даровать мне Избавление? Прикончить нас быстро и безболезненно? Использовать твою могучую силу, чтобы помочь нам…»
«Нет».
«Ты не сделаешь этого, даже если мы попросим?»
«Не проси меня об этом».
«Но ты должна!»
«Нет».
«Почему нет?»
«Я не хочу, чтобы ты умирал».
Раздался смех.
«Ты ведь думаешь, что меня здесь уже нет? Думаешь, что это бормотание — признак того, что мой разум понес невосполнимый ущерб? Но ты ошибаешься. Это — настоящая свобода. Мы попросили бы тебя об Избавлении, заставили бы тебя предстать перед другими — пусть они знают, что ты совершила это. Но теперь мы не доверяем тебе. Зачем ты нас остановила?»
«Я должна была так поступить».
«Конечно. — Снова смех. — Нэш был прав. Мы ведем игру. И мы проиграли в тот момент, когда влюбились в тебя. Нас неправильно назвали. Мы — твои союзники, ты — наш враг. Все, что мы делали, — мы делали, чтобы спасти тебя».
«У меня не было выбора. Я знала, что ты собираешься сделать. Я это видела. Я должна была остановить тебя».
Снова закрыв глаза, Дженн вгляделась в демона, который продолжал терзать Роберта, вгрызаясь все глубже, вымещая на нем свою ненависть, как будто именно его и нужно было уничтожить.
Ох, Роберт, дорогой ты мой глупец…
Нужно остановить демона! Немедленно… Для этого оставался всего один способ. Нужно показать ему что-то, на чем он мог бы сосредоточить внимание, во что мог бы вонзить клыки.
«Ты здесь, моя прекрасная Дженни?»
«Да, я здесь».
«Ты ведь не оставишь нас? До самого конца? Ты останешься рядом…»
«Ты этого хочешь?»
Дженн почувствовала колебание Роберта, потом голос раздался снова, на этот раз избавленный от вмешательства демона.
«Я хочу, чтобы ты была со мной всегда».
Ну вот. Она завладела его вниманием, изолировала его от демона. Только теперь могла она сделать то, что задумала.
«Потому что ты меня любишь?»
«Ты же знаешь, что люблю. Больше, чем ты можешь себе представить».
Дженн стиснула зубы.
«Почему? За что? Узы ничего не значат. Мы оба всегда это знали. Просто все так случилось. Мы оба того хотели — тогда. Я никогда не понимала, почему ты придавал случившемуся большее значение, чем оно на самом деле имело. Ты всегда говорил мне, как ты меня любишь, но ведь мы оба знали, что никогда не сможем быть вместе. Не кажется ли тебе, что нам пора идти дальше?»
«Идти дальше?»
Дженн теперь отчетливо видела, как демон насторожился, неожиданно перестав обращать внимание на все остальное.
«С той ночи на разрушенной мельнице, накануне моей свадьбы… Ведь все было ясно. Я должна была выйти за эту отвратительную тварь, Ичерна, позволить ему быть первым, кто меня коснется. Да, конечно, я была молода, но могла ли я выбрать его, когда там, на мельнице, ты был рядом и хотел меня, ты, настолько более привлекательный, чем он…» — Дженн громоздила одну ложь на другую, все глубже погружаясь в трясину отвращения к себе.
Голос Роберта надолго замолк. Даже его присутствия Дженн больше не чувствовала. Она сидела рядом, держа его за руку, напряженно следя за демоном, внушая ему доверие к своей лжи. Ее снова и снова одолевала дурнота. Демон лежал внутри Роберта, свернувшись, как змея, готовая ужалить. Наконец голос Роберта зазвучал снова, мягкий, но непреклонный.
«Так он был прав… Все это лишь игра…»
«Если тебе угодно».
«Но на корабле… ты сказала… и я поверил…»
«Я не хотела, чтобы твои чувства ко мне тебя отвлекали. Во время битвы у тебя должна была быть ясная голова. Я сделала то, что должна была сделать, только и всего». — Дженн чувствовала, что не в состоянии дышать, ожидая следующего неизбежного вопроса.
«Только и всего? Ты хоть когда-нибудь любила меня? Тогда? Или теперь?»
И она наконец сказала это…
«Нет. Никогда».
Демон нанес удар, дав волю слепой ярости. Взрыв на мгновение ослепил Дженн, но теперь демон был слишком слаб, чтобы причинить ей большой вред. Когда все кончилось, Дженн взглянула на свою руку. На ладони из раны текла кровь, пятная простыню на постели. Дженн стиснула кулак и посмотрела на Роберта. Его глаза были открыты.
Дженн было больно говорить, но она встретила взгляд Роберта со всей твердостью, на какую была способна.
— Финлей хотел, чтобы я принесла тебе покой. Я решила, что пора сказать тебе правду.
Правду? Какую правду? Разве во всем этом есть хоть капля правды? Значит, это слово тоже можно превратить в ложь? Почему бы и нет? Выбросить все, что было для нее свято, даже его любовь к ней. Принести все это в жертву даже ценой вечного проклятия. Он пришел в себя, он дышал. Он был жив! Роберт смотрел на Дженн с неприкрытой ненавистью. Он никогда больше не взглянет на нее иначе, но по крайней мере он останется в живых!
Больше он не будет слеп.
— Они думают, — пересохшими губами прошептал Роберт, — что я умираю.
— Да.
— Войско знает?
— Все встревожены, но наверняка не знают ничего.
— Да, я вижу.
— Ты видишь это колдовским зрением?
— Да. Ты уезжаешь?
— Я не останусь там, где я не нужна.
— Разумно. Уходя, позови остальных. Мне, пожалуй, нужна их помощь.
Роберт отвел глаза, и Дженн поднялась. До чего же удивительно! Роберт знал о существовании демона, но всегда оставался в неведении о его действиях, он не в силах был увидеть его, как видела Дженн. Сейчас он так отчетливо проступал — там, глубоко внутри. Свернувшийся в тугой комок, пылающий, пульсирующий, дающий Роберту силу, толкающий его к борьбе. Теперь он исцелял Роберта, останавливал кровотечение, затягивал раны, — медленно, но уверенно. Роберт будет жить.
Этой мысли оказалось достаточно, чтобы Дженн вышла с высоко поднятой головой. Все повернулись к ней. Все еще с усилием держа себя в руках, Дженн сказала:
— Он зовет вас.
— Как он? — спросила Маргарет, уже направляясь к двери.
— Пришел в себя. Он выживет.
Дженн чувствовала взгляд Финлея, но не могла поднять на него глаза. Повернувшись, она поспешно вышла из шатра. Прохладный ночной воздух охладил ее пылающие щеки, притушил пылающее внутри пламя. Дженн, не глядя, куда идет, дошла до шатра Маккоули. Оказавшись внутри, она собрала свои немногие пожитки и сложила их в суму. Где ее конь? Она сама может его оседлать — нет нужды кого-нибудь тревожить.
— Дженн! — Рядом с ней оказался Финлей и стиснул ее руки, оторвав их от сумы. — Что там было? Ты рассказала ему про Эндрю?
— Нет, — покачала головой Дженн. Изнеможение обрушилось на нее, но позволить себе задержаться и отдохнуть она не могла. Она должна уехать. Этой же ночью.
— Но что ты ему сказала? Что ты сделала?
Дженн остановилась, внезапно почувствовав себя совершенно опустошенной. Против воли она подняла глаза на Финлея, чувствуя, как слезы катятся по ее щекам.
— Он жив, Финлей. Не имеет никакого значения, что я ему сказала. Главное — он выживет и… наконец освободится от меня.
Финлей несколько секунд с ужасом смотрел на нее. Ему хотелось убежать, сорвать на ком-нибудь ярость, но вместо этого он обнял Дженн и прижал к себе.
— Клянусь богами, Дженн, мне так жаль…
Только теперь Дженн дала волю чувствам.