— И с тех пор, как ее выпустили, Дженн ни с кем из нас отношений не поддерживала.
Роберт нахмурился и выпрямился в своем кресле.
— Но она все еще может мысленно разговаривать с Финлеем, разве не так?
Финлей пожал плечами:
— Наверное, но она не делала этого очень давно. Я иногда пытался сам связаться с ней, но она не отвечала, а я не так силен, чтобы пробиться без ее помощи. В результате единственные новости, которые доходили до нас, были сообщения отца Джона. Ему удалось добиться назначения капелланом в Клоннет.
— Да, я знаю. — Роберт продолжал хмуриться. — Вы хотите сказать, что она совсем не поддерживала отношений с Анклавом, со всеми вами последние пять лет?
— Не пойми меня неправильно, — начал Патрик, подняв руку, — мы пытались связаться с ней. Я сам ездил туда раз десять. Сначала, конечно, увидеться с ней было невозможно, но даже и потом отец Джон передавал, что она не хочет иметь дел ни с кем из нас. В последний раз я побывал в Клоннете в конце лета. Дженн отказалась увидеться со мной и пригрозила, что мне придется плохо, если я явлюсь еще раз.
— Милосердный Серинлет! — выдохнул Роберт. — Я думал, что так она встретила только меня.
— Ты пытался с ней говорить? — спросил Патрик. Роберт искоса посмотрел на него.
— Я? Ты что, шутишь?
— Но вы же только что вместе проехали через полстраны! Уж не хочешь ли ты сказать, что все это время вы не разговаривали?
— Именно так и было.
— Тогда… — Финлей помолчал и закончил: — Если не возражаешь, я попрошу матушку поговорить с ней.
— А она согласится?
— Конечно. Дженн ей всегда очень нравилась. Думаю, матушка сделает это с удовольствием. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность.
Роберт протянул свой кубок, и Финлей вылил в него остатки вина из фляги.
— Ну так что, — тихо начал Патрик, — собираешься ты рассказать нам, в чем дело?
— Это зависит от того, согласишься ли ты выполнить одно мое небольшое поручение.
— Я?
— Да, — усмехнулся Роберт. — Это как раз по твоей части.
В комнате Роберта было холодно, и оставаться там, когда утренний шум разбудил его, Роберту не захотелось. Можно было, конечно, разжечь огонь в очаге, но внутреннее беспокойство заставило Роберта одеться и выбраться из пещеры наружу. Он вышел на середину поля, покрытого свежевыпавшим снегом, и остановился.
Запрокинув голову, Роберт вдохнул чистый утренний воздух и стал смотреть в серо-синее зимнее небо. В высоте над ним утесы Голета вздымались отвесными остриями, лишь кое-где белыми от снега, образующими как бы огромную корону, и лишь ровная поверхность плато под мягким снежным одеялом не казалась угрюмой и негостеприимной.
До чего же это место — Анклав — странное! Что заставило колдунов больше пяти столетий назад выбрать именно его — плоское плодородное плато у подножия конической вершины в самом сердце гор? Многие пещеры и туннели в скале были естественными, а остальные жители Анклава вырубили в толще камня сами; но даже и теперь иногда обнаруживались новые пещеры. Голет, самая высокая вершина в Люсаре, казался издали неприступным и устрашающим, а на самом деле представлял собой каменные соты, давшие пристанище изгнанным, преследуемым людям. Да, странное место.
А теперь, когда он вернулся сюда после долгого отсутствия, Анклав казался Роберту еще более странным.
Ему давно следовало начать действовать, как-то остановить Селара, остановить поток бесчувственной жестокости, прокатившийся по стране за последние двадцать лет. Да, легко было произносить благородные слова о том, что он дал Селару клятву верности, — но ведь прошло больше шести лет с тех пор, как Селар освободил его от этой клятвы. Так почему же Роберт ждал до сих пор? И что он собирается делать теперь? Начать войну — именно то, от чего он всегда отрекался…
Войну против собственного народа!
Пойдут ли за ним люди, станут ли сражаться вместе с колдуном против короля? Нет сомнения в том, что его поступок — тогда в Элайте — не забыт и не прощен, но Роберт молил богов о том, чтобы жестокий гнет заставил народ подняться на борьбу.
Многие годы от него добивались именно того, что он решил совершить теперь: помочь своей стране восстать из мертвых. И все же, хотя часть его души радовалась тому, что пришел конец бездействию, другая часть задавалась вопросом: разумен ли его выбор? Война — вещь серьезная, в нее нельзя играть. Лучше ли та участь, которую предлагает людям Роберт, страданий под игом Селара?
Горечь беспомощности слишком часто лишала Роберта сна, слишком много пищи давала живущему в нем демону. Почему, могли бы спросить его люди, не ограничиться тем, чтобы просто убить Селара? Наверняка ведь его колдовская сила позволила бы ему проскользнуть в Марсэй и перерезать горло узурпатору? Да, но именно так и начинаются гражданские войны, и тогда сражения длились бы гораздо дольше, чем затеянный им мятеж. Страна превратилась бы в пустыню…
И какую роль во всем этом играет Ангел Тьмы?
Роберт бродил по полю, подкидывая носком сапога снег. Сапоги были хорошо смазаны жиром и не промокали, но холод все равно чувствовался.
Ангел Тьмы, пророчество, Дженн… Все связано вместе в тугой узел, и сколько бы Роберт ни пытался его распутать, все впустую: он был не ближе к разгадке, чем пять лет назад. Пророчество все еще бросало на него свою зловещую тень. И Ангел Тьмы тоже подкарауливал его, ведя какую-то свою игру. Что же касается Дженн…
Дженн была для Роберта потеряна.
Может быть, так и лучше: он никогда не смог бы дать ей ничего, кроме боли, — их прошлое не оставляло в том сомнений. К тому же она замужем, у нее сын от ее супруга. Дженн теперь ненавидит Роберта. Что ж, она в этом не одинока. Однако Дженн угрожает опасность, даже если она сама о ней не догадывается, — а Роберт поклялся защитить любимую любой ценой.
Любой ценой. Что бы ни случилось.
Роберт остановился, набрал снега и скатал его в шар. Снежок полетел по дуге, попал в скалу и рассыпался. С каким-то детским смехом Роберт кинул еще один. Может быть, если собраться с силами, удастся даже докинуть снежок до самого пика Голета.
Финлей несколько минут простоял у выхода из туннеля, следя за тем, как Роберт бродит по полю, подкидывает ногами снег и лепит снежки, как они с ним часто делали в детстве.
Боги свидетели, до чего же здорово, что он вернулся — и к тому же живым и здоровым! Роберт хорошо выглядел, ничуть не постарел и был в расцвете сил. Сейчас в своем черном плаще на фоне сверкающего снега он казался величественным, как и подобает главе дома Дугласов. Да, он бунтовщик и изгнанник — хотя сейчас, лепя снежки, Роберт больше походил на ребенка-переростка.
Неожиданно озорно усмехнувшись, Финлей вышел наружу и тоже слепил снежок. Подкравшись к Роберту на нужное расстояние, он запустил в брата комом снега.
Роберт вскрикнул, когда снежок попал ему в спину, а Финлей тут же, смеясь, спрятался в туннеле. Роберт кинулся следом, набирая по пути в руку снег. Финлей попытался увернуться, но Роберт решительно обхватил брата, вытащил его наружу и сунул за шиворот ему пригоршню снега.
Охнув, Финлей вырвался и попытался вытряхнуть снег, но талая ледяная вода уже протекла вниз.
— Это нечестно! — воскликнул он, смеясь, несмотря на озноб. — Ты больше и сильнее!
— Преимущество не бывает нечестным, братец, — ухмыльнулся Роберт, держась на безопасном расстоянии на случай, если Финлей замыслил месть. — Впрочем, я рад видеть, что ты не стал важным, как подобает солидному женатому человеку с двумя дочками на руках.
Финлей наконец вытряхнул остатки снега из-под рубашки и запахнул поплотнее ворот.
— Нечего тебе смеяться: племянницы оказываются не такой уж легкой ношей и для дядюшки тоже.
— Ну, я уже совсем состарюсь к тому времени, когда эти двое начнут причинять настоящее беспокойство. — Роберт помолчал и откинул с лица волосы. — Ты счастливчик, Финлей. Надеюсь, ты это понимаешь.