— Вы вернулись позже, чем должны были, — начал Эйден, откинувшись в кресле и переплетя пальцы на животе.
Роберт кивнул:
— У меня возникли некоторые проблемы.
— Я знаю. Патрик все рассказал мне, пока мы шли сюда, так что вам нет нужды повторять. У меня только один вопрос: что здесь делает Дженн?
— Понятия не имею. Разговаривать со мной она не желает.
— Ох…
— Именно «ох». — Роберт отошел от стола, захватив кубок с вином, уселся в кресло напротив Эйдена и наклонился вперед, упершись локтями в колени. — Она нездорова. Думаю, что последние дни ее мучила лихорадка, но самое плохое уже позади. Ее забрала к себе матушка: она всегда знает, что делать. Хотел бы я тоже это знать.
Эйден тщательно обдумал слова, прежде чем сказать следующую фразу:
— Ичерн мертв.
Роберт несколько мгновений не сводил с епископа взгляда; выражение его зеленых глаз стало жестким.
— Да. — После паузы он продолжал: — Дженн скоро оправится от телесных повреждений, но, думаю, ей очень пригодился бы ваш пастырский совет. Я не осмеливаюсь к ней приближаться. Ей и раньше было в чем меня винить. А уж теперь…
— Сделаю все, что смогу, — пообещал Эйден. Роберт какое-то время молча смотрел на огонь. По лицу его ничего нельзя было прочесть, но Эйден догадался, что его гнетут какие-то мрачные воспоминания. Прежде чем епископ успел задать вопрос, Роберт резко переменил позу и устремил на Эйдена спокойный взгляд.
— Вас ведь все еще очень смущает колдовство, верно? Вы так и не смогли с ним примириться.
— Ничего подобного.
— Не лгите мне, епископ, — погрозил ему пальцем Роберт. — Встреча со священниками в Элайте заставила вас снова задаться теми же вопросами. Вы поняли, что никогда не находили на них должного ответа. Ну-ка попробуйте это отрицать!
Эйден вздохнул. Бывали дни, когда от Роберта оказывалось ничего невозможно скрыть.
— Я не знал, что им сказать. У них перед глазами были вы, олицетворение всего, что их учили ненавидеть и бояться, и к тому же они хорошо знали вас. Будь это не так, возможно, они отнеслись бы к колдовству иначе.
— Продолжайте.
Эйден рассеянно начертил рукой знак триума.
— Меня всегда учили, что колдовство — зло само по себе, что греховна колдовская сила, а не человек, ею распоряжающийся. Вы заставили меня увидеть и понять вещи, с которыми до меня не имел дела ни один священник. Я изучал историю колдовства, читал написанные колдунами книги, узнал о многих обрядах. Я знаю теперь о колдовстве столько, сколько доступно смертному, и хотя я никогда не предал бы его проклятию, в глубине сердца я все же… — Эйден не нашел слов, чтобы закончить фразу, и беспомощно посмотрел на Роберта.
— В глубине сердца вы все еще не уверены, — улыбнулся тот. — Я прекрасно вас понимаю, меня самого мучили те же сомнения.
— Неужели?
— Конечно. Мне ведь были преподаны те же уроки, а потому я был поражен в самое сердце, когда узнал, что я сам колдун. А потом Ключ сообщил мне о пророчестве и открыл Слово Уничтожения. Так как же я мог не задаваться вопросом, не является ли колдовство злом?
— И к какому ответу вы пришли?
Роберт поднял брови; в глазах его зажегся насмешливый огонек.
— Ах, все та же ваша наивная вера в меня! Вы меня временами поражаете, епископ! Что заставляет вас думать, будто я нашел ответ?
Эйден огорченно развел руками.
— Что ж, немного же помощи я от вас получил! Какой шанс найти ответ есть у меня, когда вы, самый могущественный колдун из всех когда-либо существовавших, не можете направить меня на верный путь? Пройдет немного недель, и священники, не говоря уже о целой армии, будут ждать от меня объяснений того, почему им следует поддержать вас в этой войне. Что, по вашему мнению, должен я им ответить?
Роберт рассмеялся:
— Я уже говорил вам это раньше, епископ: вы слишком много тревожитесь заранее. Когда придет время, вы будете знать, что сказать.
— А я уже и сосчитать не могу, сколько раз говорил вам: не называйте меня епископом!
Дженн сидела в углу комнаты, поставив ноги на другое кресло и обхватив колени руками. В распахнутое окно с узким подоконником был виден двор замка, где Деверин и Оуэн деловито распоряжались дюжиной мастеровых. Прохладный ветер доносил голоса и веселый смех.
За двором виднелась стена из красного камня с открытой галереей сверху, по которой лениво прохаживались трое или четверо стражников. Если бы Дженн наклонилась вперед, то увидела бы ворота справа, а слева — величественную южную башню. На ее вершине развевался штандарт герцога Фланхара, словно тот находился в замке.
Стены комнаты Дженн ничем не были украшены, да и мебели в ней было немного: только две кровати, стол и несколько стульев. Ярким пятном выделялись рыжие покрывала на постелях да тлеющие в камине угли. Все остальное было серым.
Две недели прошло, и все же Дженн не забыла ни единой мелочи, ни единой секунды той ночи…
Откуда явилась ее сила? Она ведь никогда раньше ничего подобного не совершала, не подозревала даже, что способна на такое. И все же сила явилась. И убила. Убила его. Он мертв, и убила его она, Дженн.
Мгновенно, не задумываясь…
Эндрю все видел. Когда на следующий день она держала его в объятиях, воспоминание заставляло мальчика дрожать. Однако он не горевал по своему погибшему отцу. Вместо этого он поблагодарил человека, который спас его мать.
Ирония случившегося могла бы заставить Дженн заплакать…
Как живется ее малышу? Будут ли после той страшной ночи его преследовать кошмары? Или Белле удастся утешить и успокоить его? Будет ли Эндрю счастлив в Мейтланде? Будет ли свободен?
И еще все кругом гадают, почему она оставила его с сестрой. Почему настаивает на выдумке о своей смерти. Неужели это кому-то может быть непонятно?
Впрочем, возможно, никто не знает… не знает о ее отношениях с Нэшем. Роберт, должно быть, никому ни слова не сказал.
Если только Роберт прав…
Если Нэш — Карлан, Ангел Тьмы, то он тот самый человек, который похитил ее двадцать лет назад и скрыл в лесу Шан Мосс. Она тогда была совсем крошкой и ничего не помнила о своей прежней жизни в Элайте.
Так чего он от нее хотел?
О боги, чего все они от нее хотят? Неужели она и в самом деле должна быть участницей этих ужасных событий? И теперь вся ее жизнь непоправимо разрушена…
Все было бы иначе, если бы она, подобно Роберту, представляла себе, чего требует от нее пророчество. Кажется, она должна стать… стать маяком в борьбе с Ангелом Тьмы… тем самым человеком, который был ее единственным другом в Клоннете последние три года.
Но если она маяк, то что ей следует делать? Пока ее единственные достижения — если не считать рождения сына — дружба с Ангелом Тьмы и отчаяние, которое она поселила в сердце того, кто только и может ему противостоять.
Великолепные достижения!
В ее дверь кто-то тихо постучал. Дженн крикнула: «Войдите!» — и на пороге показался епископ.
— Доброе утро, — пробормотал он, закрывая за собой дверь и протягивая руки к огню. Он слегка хмурился, словно умиротворенность боролась в нем с сомнениями. — Как вы себя сегодня чувствуете?
— Гораздо лучше, спасибо.
— Леди Маргарет говорит, что вы наконец-то стали как следует есть. Это, несомненно, признак вашего скорого выздоровления.
— Леди Маргарет очень добра ко мне, — тихо проговорила Дженн.
— Да, она добрая женщина, — согласился Эйден. — Я часто удивляюсь, как ее угораздило родить такого сына, как Роберт. Финлея я совсем не знаю. Он лучше своего братца?
Дженн вовсе не доставляла удовольствия пустая болтовня, но быть грубой с этим человеком она не могла. В нем было что-то, что заставляло всегда относиться к нему с уважением.
— Не сказала бы. Иногда мне кажется, что он еще хуже. Епископ выразительно поднял глаза к небу, потом отошел от камина и встал у окна. Он выглянул наружу, скрестив руки на груди, как будто этим простым жестом мог смирить все бури уходящей зимы.