— Роберт!
— М-м?
— Что ты чувствуешь?
На мгновение он замер, вцепившись в поручни, словно корабль мог сбросить его за борт. Медленно повернувшись к Дженн, Роберт заметил в ее глазах странное выражение, понять которого не мог. Неужели она догадалась, о чем он думает? Неужели он настолько разучился скрывать свои чувства?
— Что ты имеешь в виду? — с трудом выдавил он из себя.
— Прости меня. Ты… ты такой молчаливый с тех пор, как мы покинули дворец Бу.
— Мне было о чем подумать.
— О дженерет?
С деланным спокойствием Роберт пожал плечами:
— Будем надеяться, что Патрик откроет что-нибудь полезное и при этом останется в живых. Я начинаю жалеть, что отпустил его в Алузию.
— Сомневаюсь, что тебе удалось бы его удержать. Он всем сердцем предан своим изысканиям, а тайна Фелкри — самая большая находка в его жизни. А ты думаешь, что дженерет явились из Алузии?
Роберт снова стал смотреть на море.
— Ты, похоже, очень веришь в мою способность разобраться во всем. Впрочем, если бы я и мог, какая разница?
— Что ты хочешь сказать?
Голос Роберта прозвучал еле слышно:
— Не имеет никакого значения, правильно мы понимаем пророчество или нет. Чем является Нэш, мы знаем точно. Мы отправились в Бу, чтобы найти оружие, которое могли бы против него использовать, чтобы быть так же готовыми к схватке, как и он. Хоть наша попытка и не удалась, я все равно должен ему противостоять. Он — именно та угроза, появления которой мы опасались, и, нравится нам это или нет, он точно знает, что делает.
— Не хочешь ли ты сказать, что изменил свое мнение о Ключе? Что решил принять то пророчество, которое он тебе сообщил?
— Нет, и этого не случится никогда. Я всю жизнь противился Ключу, потому что знаю: он ошибается. Теперь я и не могу сдаться, даже если бы хотел.
— Почему?
— Потому что… — Роберт запнулся, не желая говорить всей правды, — потому что тогда я нарушил бы данную мной клятву.
Дженн свела брови, явно желая задать еще вопрос, но что-то ее удержало. В конце концов она просто коснулась руки Роберта.
— Так что все-таки ты чувствуешь?
— А как ты думаешь?
— Меня… меня тревожит…
Роберт вскинул голову и отступил на шаг, не в силах сдержаться.
— Ну конечно. Тебя тревожит демон. Можешь быть спокойна — да ты, несомненно, и сама видишь, что я крепко держу его в руках. — Что за идиот! Снова! Снова позволить себе обмануться проблеском надежды! Ей ведь нет дела до него — она тревожится только о том, что он может потерять самообладание и снова использовать Слово Разрушения. Стараясь не показать, какую горечь испытывает, Роберт добавил: — Поверь, Дженн, я чувствую себя превосходно.
— Клянусь богами, как бы я хотела, чтобы ты так не делал! — прошипела Дженн; ее глаза вспыхнули внезапным гневом. — Как мне быть, если ты все время… Ох!
Прежде чем Роберт успел сказать хоть слово, она повернулась и в ярости убежала с палубы.
Дженн с размаху захлопнула за собой дверь каюты, но помещение было слишком маленьким, чтобы можно было по нему ходить и хоть так выплеснуть одолевающие ее чувства. Всхлипнув, Дженн что есть силы ударила кулаком в стену.
Ну почему, почему? Опять те же глупые, бесполезные вопросы! Вся ее жизнь была заполнена ими, как гулкими пещерами, в которых горе и незнание рождают только мрачное эхо. Дженн чувствовала, что тонет в вязкой тьме, лишающей ее воли. Какой смысл задавать вопросы? Она так ничего и не поймет, не заметит, что совершает ошибку, пока не окажется слишком поздно.
Спокойствие. Спокойствие — вот что ей больше всего нужно.
Но… проклятие! Ну почему он не может быть с ней откровенным? Хоть в чем-то не отгораживаться непроницаемой стеной? Не настолько же он самонадеян, чтобы думать, будто никто и ни при каких обстоятельствах не сможет ему помочь?
Дженн стиснула кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Она должна сохранять спокойствие. До сих пор ей это удавалось, удавалось сдерживать эту кипящую лаву внутри… и она справится и впредь, только нужно сохранять спокойствие!
Роберт предпочитает, чтобы она оставалась в неведении. Он не желает говорить о том, что думает, что чувствует; он никогда не скажет ей, чем кончается пророчество. И ведь он же признался, что ей тоже отводится важная роль! Так разве нет у нее права знать? Как может она что-то предпринять, как может помочь, если ей неизвестно, что, в конце концов, происходит?
Милосердные боги, почему одно его слово оказалось способно так вывести ее из себя? Как может она злиться на человека, которого так… так…
Дженн сидела неподвижно, ловя ртом воздух, чувствуя, как слезы жгут глаза. Ярость в ней скалила зубы, дразнила, подталкивала…
Однажды она потеряет самообладание. Однажды это случится, и тогда…
Сила однажды уже воспользовалась ею, вырвалась из ее тела, словно ее воля ничего не значила. Дженн помнила, как тело выгнулось назад, как время остановилось… Она лишила Ичерна жизни, навсегда уничтожила…
Эндрю все видел, видел, как она позволила осквернить себя силе, о существовании которой и не подозревала…
— Дженн!
Она подняла голову, понимая, что встретиться с Робертом сейчас не может. Дженн заставила себя ответить: необходимо, чтобы он ушел, ушел немедленно, прежде чем сила снова воспользуется ею. Прежде, чем она снова убьет.
— Оставь меня в покое, Роберт.
— Нет, на этот раз так не годится.
Дверь открылась и закрылась, но Дженн зажмурила глаза, стараясь отгородиться от Роберта, от его близости — и всего, чего в нем больше не было. Когда-то он ее любил, а теперь… теперь не хочет даже доверять.
О, кровь Серинлета, почему она здесь оказалась? Почему на нее, именно на нее все это обрушилось?
— Дженн, позволь мне помочь тебе.
Голос Роберта был тихим, но настойчивым. В нем не было ничего, кроме уверенности в своей правоте. Проклятой нестерпимой уверенности! Ничего больше…
— Мне не нужна твоя помощь. Уйди! — Рыдания душили Дженн, но она не поддастся — пока он не уйдет. Он должен уйти, иначе…
— Дженн, пожалуйста! Я могу тебе помочь. Только ответь мне!
Рука Роберта коснулась ее плеча — и больше сдерживаться Дженн не смогла. Она рванулась, кипя яростью, и ударила Роберта. Тот не сделал попытки защититься. Дженн оттолкнула его к двери, ничего не видя из-за слез. Этого мало… мало… Слишком много и все же мало! Дженн жаждала нанести ему удар, дать волю силе…
— Дай ей волю, Дженн. Я могу выдержать.
— Нет! Ты… ты… До чего же ненавижу! — взвизгнула Дженн, чувствуя, что вот-вот упадет в пропасть, по краю которой шла слишком долго. — Зачем ты явился в Клоннет? Ты вмешался и заставил меня…
— Дай силе волю!
Снова эта ослепительная вспышка, ужасная, неподконтрольная воле… наконец Дженн вспомнила, против кого направила силу. Только тогда ей удалось остановиться, отчаянным усилием воли погасить пламя. Опустошенная, она рухнула на колени, рыдая без слез.
Какое-то движение… Руки обхватили ее, подняли, отнесли на постель.
Так она не убила его!
На этот раз нанесенная ею рана не кровоточила.
Она не убила его! Она поверила Роберту, и он ее не подвел. Даже корабль по-прежнему мягко и успокаивающе покачивался на волнах.
Роберт вложил в руки Дженн кружку, приподнял ее голову, чтобы она могла пить. Дженн с трудом сделала глоток; Роберт терпеливо поддерживал ее, позволяя ей медленно тянуть питье. Так нежно, так заботливо… Что бы она ни сказала ему, что бы ни сделала, он по-прежнему о ней заботится.
И только по милости благословенной Минеи ей удалось не убить его!
Роберт подложил под голову Дженн подушку, а сам сел на край постели и тихо заговорил:
— Ты и представить себе не можешь, как жалею я о том, что это не я убил Ичерна. Но ведь дело не только в том, что ты его убила, верно? Много значит и то, как все случилось. Шок, неожиданность, всплеск силы — смертельное сочетание. Я знаю: сила рвалась из тебя, как из безвольной куклы, игнорируя твои мысли, твои желания — даже независимо от того, хотела ли ты ее использовать. В таких случаях колдовская сущность захватывает власть, лишает человека воли, делает его марионеткой, рабом чего-то, над чем он не властен. Убийственная сила — нечто очень личное, ведь она — часть души. Поэтому-то мы обучаем колдунов военному искусству, малахи прибегают к помощи дарриет из Даззира, а я ношу меч.