— Ну уж нет! — Анна давно научилась настаивать на своем. — Я увижу и услышу все. А ты расскажи поподробнее об этой рыбке.
— Да что рассказывать... Перед тем, как эту рыбу подают на стол, её долго вымачивают в разных растворах, чтобы ни капли крови не осталось. Если не получится, съевший угощение долго не проживет.
— Но меня же ей не кормили? Или...
— Скорее всего, госпожа, — вмешался Тайкан, — чешую не отмыли как следует. А она острая. Потрогаете порошок — обязательно порезы будут. Мелкие, сразу и не заметишь. Но для яда их достаточно.
— А с чего вы решили, что он там вообще есть? И эта чешуя...
— Отблеск, Наири. Простите, я заслуживаю наказания, ибо тоже заметил его, но не придал значения. Такой блеск придает перемолотая чешуя акристы, его трудно спутать с чем-то еще.
Маг тряся всем телом. Затравленный взгляд метался по лицам окружающих. И Анна разозлилась:
— Да с чего вы вообще решили, что он...
В этот момент маг еинулся вперед, сгреб с пола щепотку порошка и засунул в рот. Эйр тут же сжал его челюсть рукой, не позволяя закрыть рот. Но маг языком растер яд по небу.
— Воды! Немедленно!
Рораги пытались промыть самоубийце рот, но безуспешно — через несколько минут у их ног подрагивало в агонии тело того, кто был целителем Королевской лечебницы.
— Наири, госпожа, вы возвращаетесь в Белый Храм.
Весь вид Эйра говорил о том, что возражений он не потерпит. Но Анна и не думала спорить. Голова кружилась, в желудке словно поселилось что-то скользкое и крутилось там, стараясь угнездиться. Анна едва сдерживала тошноту.
Такой паники она давно не испытывала, с того самого момента, как оказалась в пустыне после побега от саритов. Её не пугал ни труп, ни яд, ни суровые лица рорагов... Скорее, она чувствовала себя беззащитной: удар нанесли здесь, в сердце её любимого детища, больницы. Там. Где она всегда считала себя в полной безопасности.
Занавески паланкина опустили. Служанки у ног притихли, но Анне казалось, что со всех сторон к ней подступают убийцы. Она хотела, чтобы Эйр был тут, рядом, но инкуб гарцевал на своей Пустельге вдоль процессии, словно ничего и не случилось.
— Позовите его!
Служанка соскользнула на землю и кинулась к рорагу. Эйр мгновенно повернул лошадь и оказался рядом с паланкином.
— Поднимись ко мне! Сейчас... Ты мне нужен!
Анне было все равно, пусть занавески полупрозрачны и все видят, что происходит в носилках. Она хотела, чтобы кто-то сильный обнял, заслонил, заставил забыть о случившемся, успокоил...
— Наири, вы можете потерпеть? Никто не должен знать о покушении!
Его слова заглушались боем барабанов, и Анна не могла поверить: её рораг, её Эйр, который клялся в верности и любви... отказался помочь! На память пришли самые первые дни в Эстрайе. Да и то, что им предшествовало: тогда он тоже поступал, как считал нужным, только прикрываясь своим служением.
Анна едва не заплакала: в итоге, для Эйра она оказалась всего лишь способом спасти Эстрайю. Да, он готов был на все, терпеть рядом человека, притворяться влюбленным, но на деле...
Но едва процессия втянулась в ворота, Эйр перескочил на носилки прямо с лошади и подхватил Анну на руки. Она попыталась вырваться, но он только крепче обнимал. А потом бегом кинулся по широким ступенькам, прижимая к себе Наири, как величайшую драгоценность.
Выпустил он её только в спальне. Усадил на подушки, присел рядом, заглядывая в глаза снизу-вверх:
— Позвать служанок?
Анна покачала головой. Она куталась в шаль, несмотря на жару её знобило.
— Я все-таки позову... И лекаря!
— Поцелуй меня...
Тихий, едва слышный вздох заставил Эйра замереть. Он медленно наклонился и осторожно, словно снимал росу с бутона цветка, прикоснулся к губам Анны.
Но её не устроили эти ласки. Боль, ужас, отчаяние... она хотела заглушить их привкус и с жадностью впилась ответным поцелуем. Она посасывала, кусала, сминала его губы, и он отвечал тем же. А потом...
Анна не помнила, как оказалась лежащей на спине. Эйр, уловив настроение своей Наири, не стал тратить время на долгие ласки или разевание. Он только скинул мундир, чтобы не причинить боль жестким шитьем... и вошел в неё жестко, почти грубо.
Анна задохнулась от тяжести его тела. Но она радовалась ей — она заставляла забыть о том, что произошло в лечебнице, сосредоточиться на настоящем... Как и руки, сжимающие ягодицы. Мелькнула мысль, что останутся синяки, так крепко сжимались пальцы, но тут же пропала: мерные, сильные толчки заставили забыть обо всем.
Казалось, ему тесно внутри, но, несмотря на кажущую грубость, боли Эйр не причинил. Только наслаждение от каждого движения, когда его член то входил целиком, то ласкал только кончиком. Головка массировала вульву, половые губы, касалась клитора... и снова ныряла вглубь, резко, быстро... И с каждым движением нарастало блаженство.