— Помогите мне!
Он бы выкрикнул эти слова, если бы смог совладать со сведенными судорогой челюстями, если бы смог разлепить сухие, склеенные губы, если бы его горло могло пропустить что-то, кроме густой кроваво-желчной массы. Дециус извивался на медицинском ложе, а на его теле появлялись все новые синюшные пятна омертвевшей от действия инфекции плоти. Он тянулся к стеклянным стенам руками, состоявшими теперь из тонких ломких костей, обернутых обвисшей кожей и бессильными волокнами мышц. Существа, похожие на личинок с тремя черными глазами, сверлили плоть его туловища и кололи крошечными ядовитыми усиками. Боль была непереносимой, но каждый раз, когда Дециус воображал, что достиг апогея мучений, агония накатывала новыми вонами.
Он так жаждал смерти. Для него ничто не имело значения. Дециус так хотел умереть, что начал молиться, прокляв и похоронив Имперские Истины. У него больше не осталось сил. Если нельзя обрести мир ни одним из способов этой реальности, что ему еще остается, как не обратиться к силам потусторонним?
Из агонии родился смех. Сначала издевательский, потом постепенно смягченный и приглушенный. Разум приглядывался к нему, прикидывал, наконец, что-то увидел в юноше, что позволило бы усовершенствовать лишь недавно обретенное искусство переделывать людей.
Над ним парило сожаление. Как невыразимо жаль, что люди, которых Дециус называл своими братьями, не обращают внимания на его боль, как жестоко с их стороны оставлять его страдать и страдать, пока болезнь все глубже вгрызается в сердце. Он ведь так много им отдал, разве не правда? Сражался на их стороне. Спасал их жизни, не думая о своей собственной. Стал самым лучшим Гвардейцем Смерти… И ради чего? Чтобы они заперли его в стеклянной клетке и наблюдали, как он медленно задыхается в испарениях своего гноя? Разве он этого заслуживает? Что он сделал плохого? Ничего! Ничего! Они бросили его! Он их за это ненавидит. Ненавидит их!
Они сделали его слабым. Да, в этом-то все и дело. Во всей этой суматохе вокруг Хоруса и его махинаций Дециус позволил себе стать слабым и нерешительным! Он ни за что не пропустил бы удара Грульгора, если бы сохранил ясную голову и сосредоточился.
Да, с обжигающей болью пришло понимание. И его ошибка, и слабость имели один и тот же источник. Он подчинился приказам Гарро. Несмотря на все свое недовольство, Солун позволил убедить себя в том, что он все еще слишком молод и неопытен, позволил себе считать, что путь Гарро лучше. Но так ли это? Нет, не так. Гарро слишком нерешителен. Его учитель утратил инстинкт убийцы. Хорус… Хорус! Вот воин, который знает, что такое сила. Он обладает истинным могуществом. Он привлек под свои знамена примархов, даже Мортариона! И Дециус решил, что может ему противостоять? Какое безумие им овладело?
Ты хочешь смерти? Вопрос прозвучал в голове, а боль неожиданно отступила. Или предпочтешь новую жизнь? Новую силу, полную неуязвимость? Голос — или не голос — омерзительно влажный, шептал в его мыслях.
— Да! — Дециус выплюнул гной и почерневшую кровь.— Да, будь они все прокляты! Я больше никогда не буду слабым! Я выбираю жизнь! Дай мне жизнь!
Мрачный смех повторился.
Я так и сделаю.
Существо, вставшее с медицинского ложа, больше не было Солуном Дециусом. Обнаженное, на грани ярости создание, было еще похоже на космодесантника, но только как грубая пародия на их благородные формы. Поверх подгнивших костей и мокрой, покрытой язвами кожи выросли зеленовато-черные пластины хитиновой брони, сверкнувшей в свете ламп маслянистым блеском. Глаза, превратившиеся в шарики отмершего белка, прорезались леденящими сапфирами, разделились на множество граней и размножились по всему лицу, впились в кости. К потемневшим и крошащимся зубам во рту добавились мандибулы. Конечность вытянулась, смела все стеклянные бутылочки и пузырьки, превращаясь в когтистую лапу с множеством суставов. Зазубренные ногти резко увеличились, затвердели и стали острыми костяными ножами цвета жука-меченосца. То, что раньше было Солуном Дециусом, открыло рот и заревело, а из-под кровоточащих гноящихся губ вылетел рой насекомых, окутал дрожащее тело живым саваном, закрыл пелериной бьющихся и жужжащих крыльев.
Повелитель Мух поднялся на новых когтистых лапах, разнес бронированное стекло своей тюрьмы и отправился на поиски жертв.
16
ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ
ТИШИНА
ЕГО ИМЕНЕМ
Гравидиск спустился на уровень лазарета, и Толлен Сендек сошел с парящей платформы. Овальная тарелка немного повисела после того, как он сошел, а потом беззвучно взлетела по одному из вертикальных каналов, пронизывающих внутренние пространства цитадели Сомнус. Сендек недовольно скривил губы. В крепости повсюду царили диковинные запахи, раздражавшие Гвардейца Смерти. Разным уровням соответствовали разные ароматы, испускаемые курильницами и странными механическими устройствами, похожими на стальные цветы. Таков был принятый у женщин обычай обозначения разных частей здания. Похожие методы использовались на орбитальных платформах и некоторых звездных кораблях для слепых астропатов. Возможно, именно это неприятное сходство и вызывало недовольство Сендека. Он недолюбливал все характерные признаки псайкерского мастерства и все, что было с ними связано. Эти области не укладывались в его рациональное и логическое представление о Вселенной. Сендек верил в холодный отчетливый свет науки и Имперские Истины. Загадочные способности, слишком похожие на колдовство, были ему не по нраву. Такими вещами мог заниматься Император, но никак не низшие сословия.
Но запах… Сегодня он казался другим. Раньше аромат едва затрагивал его обоняние и напоминал о розах. Сегодня он был сильнее, более сладким и с каким-то металлическим оттенком. Сендек продолжил путь.
Без всякого приказа, не получив ничего, хоть отдаленно похожего на официальную санкцию, семьдесят космодесантников установили караул. Им нечем было заняться в крепости, кроме как отрабатывать строевые и боевые приемы в тесных помещениях отведенного им уровня здания, и ожидание в полном бездействии их раздражало. Участия Йактона Круза никто не требовал — Дециус был Гвардейцем Смерти, а Круз — Лунным Волком, но все остальные воины, остававшиеся под командованием Гарро, сразу поняли и приняли новое задание. Они быстро установили порядок, при котором в любой момент у изолятора, где лежал больной Солун Дециус, находился один из космодесантников XIV Легиона. То, что молодой воин был обречен на смерть, ни у кого не вызывало сомнений, но для них стало делом чести не допустить, чтобы он умер в одиночестве.
Не в первый раз Сендека беспокоил вопрос о том, что будет после смерти парня. Дециус в каком-то смысле стал для них символом, воплощением несгибаемой стойкости Легиона. Толлен не раз вспоминал об их перепалках за игровой доской на борту «Стойкости» и каждый раз испытывал болезненное сожаление. При всей дерзости и надменности Солуна, заносчивый воин не заслуживал столь бесславной гибели. Дециусу следовало умереть в славной битве, а не опускаться до войны с собственным телом.
Запах становился все сильнее. Сендек еще больше помрачнел. Перед ним на часах должен был стоять Яго, один из ветеранов из отделения Хакура и большой мастер владения плазмаганом, но он запаздывал к месту встречи. Это было на него не похоже. Суровые тренировки и наставления сержанта Хакура давно исключили всякую забывчивость.
Но вот в странной смеси ароматов безошибочно проявился запах крови, и Сендек насторожился. В коридорах лазарета не было заметно никакого движения, только там, где проход поворачивал к палате с капсулой изолятора, на потолке и стенах померкли биолампы. Всего лишь слабый красноватый свет указывал ему на нечеткие контуры коридора. Сендек бросился бежать, подмечая на ходу все детали. На мгновение ему показалось, что произошел какой-то несчастный случай, вроде утечки большого количества масла, забрызгавшего стены и пол, но убийственный запах приковал все его внимание, пропитав лазарет смрадом гниющего мяса и свежей крови. Внезапно Сендек понял, что заглушало свет биоламп. Колоссальное количество крови покрыло их густыми вязкими слоями, и лучи не могли сквозь них пробиться. Керамитовые подошвы захрустели осколками костей и выбитых зубов. В неясном сумраке он определил очертания руки, вырванной из сустава и еще частично покрытой осколками доспехов Гвардии Смерти. По всей оторванной конечности уже ползали блестящие черные личинки.