Две ночи Таунс работал, не отдавая себе отчёта в той страшной силе, которая в нем сидела и теперь неумолимо вела к гибели машину. Всякого, кто сказал бы ему об этом, он назвал бы сумасшедшим.
— Я ему помогать не буду, — заявил Уотсон.
— Никто не будет, — сказал Белами.
— Останови его, Лью.
Стоя на крыле, Таунс проверял запалы и готовился закрывать крышку капота. Только сейчас, спустя столько времени после стычки, он почувствовал страшную усталость и не мог вспомнить, плотно ли зажал соединения прошлой ночью. Он снова проверил крепления и был готов к пробному запуску. Мотор должен, просто обязан запуститься. Он посмотрит, как вертится винт, послушает звук, даст мотору поработать, пока не задёргаются передние костыли, все осмотрит, а после подойдёт к Стрингеру и скажет: «Я удовлетворён». И все будут знать, на каком они свете, у самолёта появится командир.
Все это нужно продемонстрировать. И никто, кроме него самого, этого не сделает. Лью считает, что со Стрингером можно иметь дело, если только все время к нему подлизываться. Поэтому все с самого начале беспрекословно выполняют его команды. Они неправы: от этого Стрингер превратился в диктатора. Он положит этому конец.
Эти мысли пробегали в его мозгу, пока он закреплял крышку капота. Руки Таунса действовали уверенно. Перед глазами, правда, огоньки — но это от того, что он сильно ослабел физически, мозг же его в полном порядке, и он им владеет. Скоро они это поймут. Надо только им доказать.
— Надо только доказать. — Его удивило собственное бормотанье. Известно, что думают о тех, кто сам с собой разговаривает, ему же это просто помогает лучше выразить мысли — и только. Нога заскользила по гладкой поверхности металла, он почувствовал резкую боль в паху. Он очень устал — надо быть внимательнее, ведь на него смотрят. Вон они сгрудились на земле, маленькие людишки, смотрят, как их командир готовит мотор к пробному запуску. Они в его руках, и он не подведёт их.
Закачал в баллоны сжатый воздух и услышал шипение топливной смеси.
— Фрэнк. — Внизу размытым пятном выделилось лицо Лью. — Ты все делаешь сам, понял!
— Меня это устраивает.
Взобрался на сиденье и на четверть открыл дроссель, обогащая смесь и убеждаясь, что электрозащита в порядке. Разом к нему вернулось радостное чувство от привычной рутины запуска. Тысячу раз ему приходилось это делать самому — то в джунглях, то среди болот, где не было надёжных механиков. Включил стоп-краны, закачал и установил смесь, включил защитную систему…
Падение с крыла показалось долгим, но песок был мягким, и, поднявшись, он снова устремился наверх. Кто-то схватил его за руку.
— Фрэнк, тебе не хватит сил…
— Кому — мне? — Он разозлился. Лью дурак, если хочет выставить его перед другими в неприглядном свете. Он рванул руку, двинулся вокруг крыла. Винт был в приподнятом положении. Он потянулся к лопасти, ухватился за неё обеими руками и висел до тех пор, пока под его тяжестью не сдвинулись поршни. В голове пульсировало, перед глазами поплыли белые вспышки. С минуту постоял, дожидаясь, пока пройдёт боль. Теперь лопасть была ниже, и он нажал на неё плечом, но она не поддалась. Лью прав: он сейчас не в форме, хотя и не стоило говорить об этом при всех. Сделал ещё одну попытку — безрезультатно, резкая боль в спине вынудила остановиться. Он подождал ещё минуту, скрывая, как тяжело и часто дышит. Бог с ним, с подсосом, — с этим справится первый заряд, их ведь семь, в избытке.
Обходя крыло, он больно ударился о него плечом. Над головой мигал и качался фонарь, ноги вязли в песке.
Все молчали.
Таунс карабкался наверх — поскользнулся, упал. Поднялся на ноги, снова полез — ухватился за сиденье пилота, перебросил ногу. Только не упасть. Виски в поту, потрачено столько сил, и никто не помогает, ублюдки. Посмотрим теперь, кто командир, сейчас он им покажет. Отжать подсос. Ещё пару качков ради гарантии. Контакт.
Они кучкой стояли на песке, отбрасывая тени на крыло. В полном молчании смотрели на человека, опять и опять нажимающего кнопку зажигания — безрезультатно.
— Фрэнк, послушай. Обойма пуста. Без пиропатронов.
Таунс выкрикнул иссохшим ртом:
— Патроны есть. Целых семь зарядов! — И продолжал давить на проклятую кнопку.
— Слушай, Фрэнк. Постарайся понять. Мы вытащили патроны, пока ты возился с винтом. Это бессмысленно.
Руки Таунса замерли. Он все понял. До него дошло, что они с ним сделали. С командиром самолёта. Они усадили его сюда, как в ловушку для обезьян.
Он рванулся с сиденья, шагнул на крыло и уставился на поплывшее перед ним белое лицо Морана.
— Вы… сделали…
Снизу он казался огромным; сгорбленные плечи доставали до звёзд, ноги согнулись в коленях, руки растопырились перед прыжком.
Он потерял рассудок. Моран понял это и попросил у сержанта пистолет.
— Осторожно, Фрэнк.
Не удержав равновесия, Таунс прыгнул — в тот самый миг, когда раздался выстрел. Тело стукнулось о песок и не шевелилось.
ГЛАВА 21
Полная луна нижним краем касалась гребня тёмной дюны.
Моран поглядывал на неё, слушая Таунса; временами он вставлял слово-другое, чтобы дать знать, что слушает и понимает.
Моран вернул Уотсону пистолет и помог Таунсу встать на ноги. Вдвоём с Кроу они увели его с освещённого места. Для слез в нем не оставалось влаги, но дыхание было резким и частым, тело дрожало.
— Я присмотрю за ним, — сказал Моран, и Кроу направился к остальным. Все молча принялись за работу. Прошло много времени, прежде чем Таунс шёпотом сказал:
— Не думал, что ты это сделаешь. Не думал, что выстрелишь.
— Я стрелял в воздух.
Таунс открыл глаза и долго смотрел на высокие белые звезды.
— Не думал, что я так плох, Лью.
— Ты не так плох…
— Не думал, что дошёл до… — Он смотрел на звезды с таким видом, будто удивлялся, что видит их вновь. — Я пытался запустить мотор, верно?
— Да.
— Зачем я это делал. Лью?
— Чтобы показать, что ты самый главный.
— Неужели? Боже мой!
Рука Морана ещё ощущала отдачу выстрела. Им повезло. Трудно было промахнуться — Таунс летел прямо на него. Но, в метафорическом смысле, выстрел попал в цель: даже будучи в таком состоянии, Таунс осознал — в него стрелял лучший друг. Он, должно быть, думал, что уже мёртв, когда падал на песок. Своего рода шоковая терапия. Сейчас он говорил вполне нормально, выражение глаз было осмысленным.
— Они там работают? — спросил он, прислушиваясь к звяканью инструментов.
— Да.
— Иди помогай им, Лью.
Моран не уловил ни одной фальшивой нотки в его голосе, той хитрости, что встречается у сумасшедших.
— Ты в порядке, Фрэнк?
— Да. Мне надо кое о чем подумать.
И Моран присоединился к остальным.
— Ну, как он?
— Он поправится.
— Думал, ты убил его.
— Он тоже так думал.
Моран взобрался на крыло и проверил все рычаги управления, все, к чему прикасался Таунс. Белами он велел спрятать все семь пиропатронов; они могут быть у него в сохранности до воскресенья или другого дня, когда они сделают попытку взлететь, если такой день наступит. Конструктор и пилот отлёживались, приходя в себя после пронёсшегося в их головах вихря. Шансы были ничтожными.
Работая над креплением гнёзд для пассажиров, Моран часто делал остановки, поглядывая за Таунсом. Глаза пилота были закрыты. Возможно, он спал. Было уже далеко за полночь, уже взошла луна, когда Таунс открыл глаза.
— Это ты, Лью?
— Я.
— Как идёт работа?
— Нормально.
Таунс приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел ему в глаза.
— Лью, я спятил, да?
— Да.
Таунс отвернулся.
— Я знал, что это случится. Ведь я возненавидел его. Доходило до того, что каждый раз, когда я видел это лицо, мне хотелось его ударить. Ничего не понимал, знал только, что ненавижу. Теперь я все обдумал. И вот что я тебе скажу: это случилось потому, что он молод и решил взять на себя мою ответственность.
Слушая его, Моран смотрел на огромную луну. Он узнавал о Таунсе такое, о чем не подозревал раньше, о чем до последнего времени не знал и сам Таунс. Это была исповедь.