Гермиона подперла подбородок рукой и задумчиво смотрела на него. Какое-то время она молчала, очевидно, обдумывая ответ. И, наконец, нервно провела рукой по волосам.
— Я думаю, все не так плохо, как вам кажется, профессор.
— Ах, неужели! — Северус поднял свою чашку и насмешливо отсалютовал. — Очевидно, вы имеете в виду по отношению к остальному миру. И если я умру от недостатка сна или из-за рассеянности, всем будет неплохо. Ну, кроме меня, разумеется.
Лицо Гермионы мгновенно потемнело.
— Вам известно, что иногда вы просто отвратительны?
Ему это понравилось. Не слова, а алый румянец гнева, заливший ее щеки и декольте. Яростно сверкающие глаза. Он списал свой интерес к ней в больничном крыле на слабость, считая всего лишь маленькой искоркой на ветру. Но теперь пришлось признать, что хотя он и устал тогда, но никак не ослаб, а огонь его интереса скорее пылал. Может, ему удастся еще немного разозлить ее? Он скривил губы.
— Да неужели?
Гермиона скрестила руки на груди.
— Не смейте обращаться со мной как с ребенком, профессор! И ваш чертов сарказм тоже можете припрятать! Хотите узнать, что я думаю, или вам не терпится доказать мне, как же это здорово — быть настоящей задницей?
О, она не была ребенком. Особенно если учесть привлекательную округлость груди, которую Гермиона неосознанно подчеркнула свои жестом. Из-под длинных ресниц он мог спокойно разглядывать ее, не опасаясь показаться старым извращенцем.
— А я-то думал, что между мной и Малфоем лежат миры, — бархатным голосом произнес он. — А вы ругаете меня точно так же. Я тысячу раз прошу прощения, мисс Грейнджер, если задел вас.
Гермиона не была глупой и сразу поняла неискренность его извинения, отчего еще сильнее покраснела. Но все же сдержалась, дав себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
— То, что происходит, — часть процесса выздоровления, — начала она. — Ваша магия потихоньку начинает… доверять. Она должна выбраться из замкнутого круга прежних привычек. А это означает — не только принять, что теперь вам не угрожает опасность, но и переработать подавленное чувство вины, и признать ошибки. Вы должны признать, профессор, что вы — человек, а людям свойственно принимать неправильные решения. А от этого бывают последствия, и вы знаете это лучше нас всех. Вы годами, даже десятилетиями прикрывались обязанностями, чтобы выжить. Теперь же настало время принять все.
Северус молча сверлил ее взглядом, а затем наклонился вперед:
— И вы, несомненно, можете подсказать, как я могу признать и принять то, что я — убийца?
Гермиона потерла лицо и глубоко вздохнула.
— Я не говорила, что это легко. Но если вы не можете простить самого себя, ваша магия никогда не поверит, что вам не угрожает опасность. Она будет и дальше выстраивать вокруг вас защиту. С чего вы вообще решили, что вы убийца?
Он недоверчиво фыркнул.
— Вы знаете, кто я, мисс Грейнджер. Вы знаете, что я делал. К чему этот совершенно глупый вопрос?
— Я не считаю его глупым и повторяю: почему вы думаете, что вы убийца?
Его захлестнула волна ярости, поглотив что-то в нем самом. Самообладание — понял он, когда вскочил, со злостью зашвырнув чашку в камин, и зашипел на Гермиону:
— Я убил Альбуса Дамблдора, вы, невыносимая маленькая всезнайка!
— Что вы сделали?
Такое ее спокойствие не могло быть нормальным. Она не могла быть нормальной! Охотнее всего он схватил бы Гермиону и встряхнул. Вместо этого он грохнул кулаком по столу и выплеснул все свою боль, раздражение, злость, крикнув прямо в ее невозмутимое лицо:
— Я убил Альбуса Дамблдора! На моей совести Поттеры! Я виноват в смерти учеников Хогвартса!
Северус с болью смотрел на нее. Горло саднило. Нагини оставила не только шрамы: любое повышение голоса заканчивалось безжалостной болью и хрипотой.
Гермиона отвернулась, чтобы прочистить камин. Когда она снова обратилась к нему, в ее глазах светились печаль и тепло.
— Профессор, вас можно во многом обвинить: вы мизантроп, часто невежливы, весьма несправедливы, легко раздражаетесь, как кобра, и упрямы. Но вы не лжец. Зачем вы так? Вы лжете, когда говорите, что убили Дамблдора.
Северус покачал головой. Он больше не понимал мир. Гермиона определенно сошла с ума.
— Я действительно так считаю. И я не сумасшедшая, — продолжила она, словно прочитав его мысли. — Вы выпустили непростительное заклинание в Дамблдора, но убил его другой. Том Риддл, Лорд Волдеморт, расщепивший свою душу и позаботившийся о том, чтобы человек, нашедший и уничтоживший кольцо Гонта, умер. Вы передали предсказание Риддлу, но убил Поттеров он, это было его решение, и он сделал это охотно. А что касается учеников… Каждый из них — жертва все того же человека, ответственного и за смерть Дамблдора, и Поттеров — Тома Риддла. Я даже не рискну представить себе, что произошло бы, не будь вас, — продолжала Гермиона. — Без вас Риддл бы выиграл. Он создал бы такое общество, что ни один аврор и ни один Гарри не смогли бы ничего предпринять. Без вас минимум половина учеников Хогвартса были бы мертвы. Ведь вы знаете сами, с какой жестокостью Кэрроу обращались с магглорожденными и непокорными. И когда вы, наконец, поймете это, может быть, сможете избавиться от презрения и ненависти к самому себе. Нет, легко это не будет. Но если вам действительно снятся все ваши поступки, если вы не можете сопротивляться этому, тогда просто перестаньте. Признайте свои ошибки и сомнения.
— Вы не имеете ни малейшего представления, о чем говорите, мисс перфекционистка! — выпалил Северус. — Вы всю жизнь поступали правильно! Нашли настоящих друзей, приняли правильное решение, пошли верным путем. Вы ничего не знаете о внутренних демонах. О том, каково это — мучиться от осознания, что можно было бы поступить по-другому, лучше.
Гермиона печально улыбнулась.
— Вы ошибаетесь. Вы так ошибаетесь! Я не страдаю, как вы, но и я сделала много ошибок. Мой ночной кошмар — видеть, как умирает человек, и даже не задуматься о том, чтобы помочь ему. Иметь только одну цель и бежать, спасая свою шкуру. А человек, который сделал все, пожертвовал всем для нас, для меня, остался на полу в Визжащей хижине и умер.
В ее глазах стояли слезы, а последние слова были настолько неразборчивыми, что Северус с трудом расслышал. Но смысл понял яснее ясного. И теперь лишь уставился на Гермиону. Это неправильно! Девочка… нет, молодая женщина до сих пор страдает от осознания того, что будучи подростком не предприняла ничего в опасную минуту, чтобы спасти его. В голове на какое-то время воцарилась звенящая пустота. Затем Северус сказал первое, что пришло на ум:
— Меня с Визжащей хижиной связывает, очевидно, плохая карма. Я три раза был в этой пыльной конуре. За все годы только три раза, мисс Грейнджер. В первый раз меня почти загрызли. Во второй — чуть не проломили череп. А в третий — почти сожрали и отравили. Неужели вы на самом деле думаете, что могли как-то повлиять на это? Что делаете вы, чтобы победить своих демонов?
— Я возвращаю малейшую часть своих долгов тем, что помогаю человеку, которого видела умирающим. Помогаю ему обрести нормальную жизнь, которую он заслужил.
Северус отвел взгляд и уставился на Авгурея, в этот самый миг издавшего жалобную трель.
— А что если этот человек разучился жить, мисс Грейнджер? Если собственная магия убивает его, потому что он не может открыться? В отличие от феникса он не может вновь возродиться из пепла.
— Этот человек и Авгурей имеют немало общего, профессор. Феникс тоже еще не переродился. Он очень молод — ему всего четыре, самое большее пять месяцев. И это означает, что пройдет еще минимум девять месяцев, прежде чем феникс воспламенится. При условии, что переживет ближайшие три. Почти две трети фениксов умирают в первый год, так и не получив возможности возродиться из пепла, поскольку их магия еще не так сильна. Поэтому их так мало. Он со мной, потому что я твердо решила помочь ему выжить. И мое решение еще более твердо по отношению к тому человеку. — Гермиона встала. — Пойдемте, профессор. — Она повела его в другую комнату. — Разденьтесь до пояса, если можете.