- Наше путешествие будет недолгим, - возразил я. - Нам не нужны ни картофель, ни лук, ни морошка, ни лимонная кислота.
- Будь я на двадцать лет помоложе, - сказал доктор Лембке, - я, наверно, был бы таким же безумцем, как ты. Таким же верующим.
В субботу, 10 июля, во второй раз пришел пароход "Лофотен". На борту находилось около сотни туристов из разных стран.
Ветер стих. Лил дождь.
Ревностный труженик Стаке отправился проверять эллинг и водородную аппаратуру. Вернувшись, он доложил, что все в порядке. Дежурные трезвы, играют в карты на деньги, хотя это запрещено. Около четырех часов дня в оболочку добавили еще газа.
- Кубометров шестьдесят, - пояснил Стаке, отвечая на вопрос Стриндберга.
Облака поднялись выше, воздух стал кристально чистым, наша маленькая компания отдыхала душой. С бака доносились звуки гармони и негромкий смех. Несколько свободных от вахты матросов отправились на берег.
- Сию минуту в моей голове никак не укладывается тот факт, - сказал Лембке, - что мы находимся в самом глухом углу земного шара. Я сыт, кофе крепкий, пунш отменный, проклятые птицы-крикуны на время угомонились, температура воздуха приятная, официант одет в новую, отутюженную форму, у нас есть свежие - относительно свежие - газеты. Как будто мы сидим на катере в каком-нибудь тихом заливчике среди стокгольмских шхер. А горы кругом, снег, ледники - это все театральные декорации.
- Знаете, я уже не опасаюсь, что нам снова придется уйти ни с чем, сказал Андре. - Я чувствую, что близится наш час.
Он выглядел абсолютно спокойным. Он сидел с закрытыми глазами, и я обратил внимание, что лицо его сильно загорело.
К одиннадцати часам вечера все разошлись по каютам, кроме Лембке, Сведенборга и меня.
Мимолетный порыв ветра на несколько секунд расправил длинный желто голубой брейд-вымпел с двумя косицами.
- Вы задумывались над тем, какой флаг выбрал себе Андре? - спросил Сведенборг. - Белое шелковое полотно с голубым якорем. Флаг для аэростата. Голубой якорь на белом поле! Почему именно якорь?
Лембке покачал головой.
- Боюсь, что нам не придется снова уходить не солоно хлебавши. - Он пояснил. - Я тоже чувствую, что решающий час близок.
На другой день, в воскресенье, 11 июля, рано утром нас со Сведенборгом разбудили громкие крики.
- Южный ветер, сильный южный ветер! Мы соскочили с коек в узкий проход, кое-как оделись и бросились на мостик.
Лейтенант Норселиус встретил нас двумя кружками горячего кофе и бутербродами.
- Около четырех утра, - сказал он, - подул свежий зюйд-вест. Ветер порывистый, крепчает с каждой минутой.
- Где Андре? - спросил я.
Оказалось, что Андре уже съехал на берег вместе с Цельсингом и поднялся к эллингу.
В небе быстро летели на север рваные тучи, изредка по "Свенсксюнду" скользили яркие снопы солнечных лучей.
- Теперь держись, - сказал Сведенборг.
- Где Эренсверд? - спросил я.
- Спит, - ответил Норселиус. - Сейчас вахту несет старпом. А старпом это я.
- Лембке?
- Он редко встает раньше десяти.
На судне не осталось ни одной лодки, которая могла бы свезти нас на берег. Было ясно, что близится решающая минута.
- Ты боишься, - сказал Сведенборг, повернувшись ко мне. - Тебе нужно, чтобы кто-то решал за тебя. Но Андре находится на берегу. - Потом он обратился к Стриндбергу: - Ты был на Датском в прошлом году. Ты боишься еще больше, чем наш друг Френкель. Что страшнее? Стартовать или не стартовать?
Норселиус подошел к Сведенборгу.
- Между нами, лейтенантами, - сказал он, - прошу тебя заткнуться.
Около восьми Андре вернулся на "Свенсксюнд" вместе с Цельсингом, Стаке и одним из плотников.
Он был очень серьезен и немногословен.
Чувствовалось утомление - вполне объяснимое, если учесть, как напряженно он трудился последние недели.
- Мне нужен час на раздумье, - сказал он. - За это время вам, Френкель и Стриндберг, следует уложить личные вещи и написать письма.
Еще не было девяти, когда Андре снова появился на палубе и попросил меня позвать Стриндберга, Сведенборга и Алексиса Машурона.
Паровой катер доставил нас на берег.
Мы молча поднялись к дому Пике и размещенным там метеорологическим приборам, потом двинулись вверх по тропе к эллингу.
Вошли в эллинг, тут же снова вышли, обогнули здание и остановились у северной, подветренной стены.
- Шар ведет себя спокойнее, чем в ту штормовую ночь четыре дня назад, - сказал я. - Или это было пять дней назад? Чертовски трудно вести счет суткам без ночей.
Андре обратился к Машурону на французском:
- Как по-твоему, стоит попытаться или нет?
- Ветер порывистый. Это не столь важно, когда шар уже в воздухе. Если удастся взлет, стоит попробовать.
Андре стоял, засунув руки в карманы брюк. Выслушав Машурона, он повернулся к Сведенборгу.
Наш запасной сказал:
- Сильный ветер, сильный южный ветер необходим, чтобы аэростат достиг цели. А потому надо идти на риск, который связан со взлетом из эллинга в сильный ветер. Это элементарно.
Затем пришла очередь Нильса Стриндберга высказаться. Он пожал плечами:
- Вряд ли мы можем рассчитывать на более подходящую погоду. Оболочка пропускает газ. Мы все это знаем. Но, сколько бы мы ни латали шар, лучше он не станет. Значит, надо лететь.
Андре посмотрел на меня.
- Мне не нравится то, что ветер порывистый, - сказал я. - И не нравятся эти шквалики с горы. Мы можем здорово нарваться. Но если только нам удастся взлететь из эллинга и выдержать шквалики, все будет в порядке. Стриндберг прав, - продолжал я. - Мы вряд ли можем рассчитывать на более благоприятную погоду. Машурон прав, если мы сумеем взлететь из эллинга, у нас будут хорошие шансы. Сведенборг прав, нам нужны сильные южные ветры, без этого и стартовать нечего, поэтому надо идти на известный риск. Так что я голосую за старт.
Стены эллинга колыхались под напором ветра. Дерево жалобно поскрипывало, ветер свистел во всех щелях, но не так громко, как в ту штормовую ночь.
Несколько долгих минут все молчали, потом Сведенборг обратился к Андре.
- Ну, а ты то? Ты что считаешь?
Наш начальник ничего не ответил. Он скользнул взглядом по эллингу, посмотрел, прищурившись, на небо, на Датский пролив, на море на северо-северо-западе.
Потом, не вынимая рук из карманов, пошел вниз по тропе к берегу, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее.
На полпути к "Свенсксюнду" мы услышали, как хриплые голоса поют псалом, он звучал то тише то громче, в зависимости от порывов ветра.
Шло несколько запоздалое богослужение. Экипаж стоял в строю в парадных мундирах. Норселиус что-то читал вслух - очевидно, из военного сборника проповедей. Заметив нас, он ускорил чтение и закончил кратким "аминь".
Мы ждали. Кормовой флаг и топовый вымпел щелкали на ветру. Я встретил взгляд Андре - он усмехнулся.
Потом произошло небольшое замешательство. Норселиус отдал не ту команду, горнист протрубил не тот сигнал. Кто-то из младших офицеров рассмеялся, строй рассыпался, экипаж окружил нас широгой дугой.
- Ну? - спросил Эренсверд.
- Мы обсудили вопрос, - спокойно и серьезно ответил Андре. - Машурон и Сведенборг считают, что условия для старта благоприятные. Мои два спутника тоже так думают. Лично я не уверен, - продолжал он. - Не могу даже сказать, почему - И он добавил громко, чтобы все слышали. - Итак, решено, мы стартуем.
- Сейчас без двадцати двух минут одиннадцать, - сказал Сведенборг. Без двадцати двух минут одиннадцать по шведскому времени, исторический момент.
Команда "Свенсжсюнда" переоделась в робы, и уже в начале двенадцатого первый отряд, высадившись на берег, под руководством Андре принялся разбирать северную стену эллинга.
На мачтах с южной стороны постройки подняли четырехметровый брезент для защиты от ветра при взлете.