Добрый старик лежал на полу и плакал. Он был поражен в самое сердце. Потом он сказал:
— Фи, какой проказник этот Купидон! Я расскажу о нем всем хорошим детям, чтобы они остерегались и не играли с ним. Иначе он сделает с ними то же самое.
«Нехороший мальчик»
Ханс Кристиан понравился тете Гаррет. Без всяких усилий с ее стороны он рассказал ей историю своей жизни, а она тайно роняла слезинки на свое вязание. Она восхищалась его мужеством и тем, что он никогда не терял веры в себя. За его эгоистичными словами она видела искреннюю цель. Она знала, что он написал какую-то книгу, которая привела Элси в восторг. Хотя она сама и не любила читать и давно уже не воспринимала всерьез энтузиазм Элси, но, когда ее брат Стен, отец девочки, высказал то же самое мнение в отношении этой книги, она решила, что этот несомненно талантливый писатель был исключением из общего числа капризных представителей молодого поколения. Она пошла даже дальше и похвалила Йенса за то, что он сумел завести дружбу с таким многообещающим юношей. Несомненно, Хансу Кристиану удалось добиться полного успеха в семье Симонсенов.
Он рассчитывал погостить у них три дня. Но когда дождливая погода не прекратилась, Йенс и Элси, не без помощи тети Гаррет, уговорили его задержаться под причиной, что туман рассеется, дождь прекратится и они смогут погулять за городом. Ханса Кристиана не пришлось упрашивать долго. Несмотря на то что все три дня редко удавалось выйти на улицу, они неплохо проводили время в доме. По утрам, когда Элси и тетя Гаррет занимались хозяйством, Ханс сидел возле камина и читал. К полудню приходил Йенс, а вместе с ним его знакомые, горевшие желанием посмотреть на писателя, чья книга уже стала знаменитой в Ютландии. Под их восхищенными взглядами, похвалами и расспросами Ханс расцветал как майская роза. По вечерам вся семья собиралась в уютной гостиной; тетя Гаррет с ее бесконечным вязанием, герр Симонсен со своей газетой, а Ханс и Йенс с шахматной доской. Эта игра всегда доставляла им огромное удовольствие. Однако когда Элси начинала танцевать возле пианино и петь цыганские песенки, Ханс неизбежно проигрывал.
Неделя плавно перешла во вторую, а туман все еще не рассеялся. Тетя Гаррет заметила, что Ханс стал каким-то странным. Он был подвержен резким переменам настроения. То он радостно и беззаботно смеялся, то внезапно замолкал и впадал в состояние такой глубокой депрессии, что ничто на свете не могло его из нее вывести. Наблюдательная тетя Гаррет пришла к выводу, что в его голове рождается новая поэма. Поэтому, когда Андерсен решил прогуляться в одиночку под дождем, она, несмотря на отговорки остальных, нашла ему зонт и плащ и поставила на огонь котелок с шоколадом, чтобы он был горячим к его возвращению. Она считала, что оказывает услугу человечеству, помогая поэту в его новой работе.
Но в результате столь усердной работы мозга на бумагу легли всего лишь четыре строки.
Никто не видел этих строк. Они хранились в его сердце и его кармане.
Этим днем, который, как решил для себя Ханс, будет последним в этом доме, он сидел, глядя на огонь, охваченный меланхолией. У его ног сопел Принц, а на коленях лежала раскрытая книга. Но рука, опущенная в карман, поглаживала кусочек бумаги, хранящий его поэму. Должен ли он показать ее Элси? Если он сделает это, что она скажет?
— О чем ты думаешь, Ханс Кристиан? — с мягкой настойчивостью поинтересовалась Элси.
Он резко выпрямился в кресле.
— Что… Прошу прощения. Я не слышал, как ты вошла.
Элси улыбнулась и приблизилась к огню, снимая перчатки и шляпу. Ее щеки, мокрые от дождя, покрывал румянец, а волосы на лбу лежали мелкими кудряшками. Сегодня она надела черные башмачки, но даже этот мрачный цвет не мешал ее ножкам оставаться хорошенькими.
— Я ходила на рынок с тетей Гаррет. Я учусь, как торговаться за морковь и кабачки! Однажды я стану прекрасной домохозяйкой. Тетя Гаррет очень щепетильна в этих вопросах.
Элсбет вздохнула так, словно ноша домашнего хозяйства уже легла на ее плечи, но глаза девочки остались веселыми.
Настало время. Ханс встал и оперся о камин. Он сделал глубокий вздох, но Элси не дала ему сказать.
— Кабачки такая скука, не правда ли? Надеюсь, мне никогда не придется покупать их самой.
И она с наигранной раздражительностью пнула Принца.
Рот Ханса Кристиана медленно закрылся. Что он мог предложить ей? Стать той, кто будет покупать для него кабачки всю оставшуюся жизнь? Какое ужасное будущее!
— Знаешь, пока мы шли на рынок и обратно, я смотрела на небо и искала хоть один просвет. Но ничего не нашла. Ты, наверное, думаешь, что Ютландия очень печальное место.
Ее карие глаза смотрели прямо в глаза Ханса Кристиана. Затем Элси внезапно их закрыла, и взгляд Андерсена упал на чудесные длинные ресницы девочки.
Вот теперь он должен сказать ей все.
— О, нет… Мне нравится туман… Солнце, это, конечно, хорошо, но и в тумане есть свое очарование.
Ханс Кристиан умолк. Она не поймет его поэмы и его мысли о маленьких красных башмачках, которые все время плясали в голове по мере того, как история только формировалась. Или даже его желание бросить писательскую карьеру и стать священником, что позволит ему содержать жену в более комфортабельных условиях. Он не мог ничего этого объяснить ей. Андерсен склонил голову к руке, лежащей на полке камина.
— Ханс Кристиан, ты болен? Ты слишком много времени проводишь в доме! — воскликнула Элси. — Пойдем немного погуляем и вернемся назад.
— Нет, — резко выкрикнул Ханс, но затем снизил звук своего голоса. — Нет, спасибо. Ты должна извинить меня. Я думаю, мне действительно скучно. Но я должен завтра уехать. Вот что я хотел тебе сказать.
Глаза Элси оказались на мокром месте.
— Только не завтра! Ты же еще не видел Ютландии.
— Я знаю, — с отчаянием в голосе согласился Ханс Кристиан. — Но дождливая погода не идет мне на пользу. Мои кости все время болят. Мне нужно на солнце. Когда-нибудь потом я вернусь и посмотрю на цыган.
— Но ты же можешь остаться еще на одну неделю! — умоляла Элси. Она была искренна. Присутствие поэта забавляло ее. — Погода прояснится. Все будет таким зеленым и красивым после дождя. Пожалуйста!
Девочка положила руку на его плечо. Ханса Кристиана охватило уныние. Как он мог отказать этому милому созданию. И в то же время он не мог оставаться еще на неделю под одной с ней крышей, не получив нервного срыва. Как, черт возьми, ему выйти из этой ситуации.
Как раз в этот момент появилась тетя Гаррет.
— Ханс Кристиан, я куда-то положила свой синий клубок. Вы его не видели? Бог мой, да что с вами обоими такое? Вы выглядите как ягнята, идущие на бойню.
— Тетя Гаррет, он уезжает! Завтра! — воскликнула Элси. Ее голос дрожал. — А ведь он обещал, что разрешит мне показать ему цыган.
Тетя кивнула. Она ожидала внезапного отъезда. Если кто-то что-то задумал, нужно было делать это сразу.
— Правильно, Ханс Кристиан. Мы были бы рады, если бы ты задержался еще на неделю, но ты должен делать то, что считаешь нужным.
При этих словах незамужней пожилой дамы глаза Ханса засияли.
— Вы поняли меня, фрекен Симонсен. Мне уже пора возвращаться домой. И я хотел бы повидать свою мать перед отъездом в Копенгаген.
Вдруг Ханс внезапно понял, что очень соскучился по Анне-Марии. Эта идея только сейчас пришла к нему.
— Конечно же, — сказала тетя Гаррет. — Я прослежу за тем, чтобы подготовить тебе хороший ланч в дорогу…
— Но, тетя, мы никогда не увидим его снова! — ныла Элси.