«Улло, скажи, как называется остров, на котором Шамиссо поэму написал?»
Он взглянул на меня с доброжелательно высокомерным удивлением:
«Господин Шварц пожелал узнать это у вас? Чудеса! Скоро он начнет спрашивать об этом у желторотых второклассников. Ну, остров называется Сала-и-Гомес. По имени открывателя. Кажется, испанца. А каков этот остров по величине, в квадратных километрах то есть, у меня не спрашивай. Я видел в трех энциклопедиях три цифры: 0,12; 4 и 38,5. Весьма поучительно запомнить. Насколько энциклопедиям можно доверять. Шамиссо побывал там в 1816-м. Он был в кругосветке ботаником у некоего Коцебу. Этот Коцебу, между прочим, в Таллинне родился».
Я сказал:
«У нас и улица его имени имеется. Я ее каждый день прохожу».
«Ах так, — произнес Улло. — А где ты живешь?»
Я назвал свой адрес, и, по крайней мере теперь, шестьдесят лет спустя, помнится мне, что он в тот же вечер впервые пришел к нам.
Мы сидели в моей комнате и чувствовали себя немного неловко, я-то наверняка, но и он, мне кажется, тоже. Он разглядывал мои пробирки и спиртовки, кусочки пирита, принесенные с Меривяльяского побережья, и все, что у меня там в «лаборатории» скопилось, и прогудел:
«Хочешь философский камень изобрести?!»
Я пожал левым плечом и перевел разговор на другое:
«Расскажи мне немного об этом Коцебу, о его кругосветном путешествии на паруснике».
Складным рассказчиком, по крайней мере в устной форме, Улло не был. Он как бы извергал слова, немного staccato[2], затем бросал рассказ на полуслове, забыв даже закрыть рот (однако на это я внимание обратил, пожалуй, позднее), и через миг произносил:
«А может, все было так?..» — Или соответственно содержанию: «А может, сделаем совсем наоборот?..» — и добавлял нечто почти абсурдное.
«Ах Коцебу? Удивительное семейство. Пятеро братьев. Всех пятерых найдешь в любой мало-мальски солидной энциклопедии. Первый — мореплаватель, о котором мы уже говорили. Открыл 399 островов. Второй — писатель, офицер, землепроходец. Третий — генерал, и не какой-нибудь так себе генералишка, а полный генерал пехотных войск и польский генерал-губернатор, которого возвели в графы. Четвертый — дипломат, писатель. Русский посол в Швейцарии. Пятый — живописец. Батальный. И опять-таки не какой-нибудь там, а по распоряжению царя расписавший Зимний дворец. Но самая поразительная личность папаша этих пятерых. Сочинитель драм. Сосланный русским царем в Сибирь. Зарезанный немецким студентом. Много лет живший в Эстонии и написавший двести шестнадцать пьес. По мнению многих, интриган, негодяй и шпион. А может, и нет — ежели у него были такие сыновья».
Играли в шахматы. Он выигрывал, разумеется. Даже тогда, когда — по своему почину — отдавал мне ладью. И помнится, что своими совершенно неожиданными ходами в самом начале фантастически запутывал ситуацию. И лишь потом, когда я слегка привык к его манере (или когда он вместо ладьи отдавал мне ферзя), случалось, что я у него выигрывал. Но это много позднее.
В тот первый раз, как и во все последующие, мама пригласила Улло с нами поужинать, и за столом ему пришлось отвечать на вопросы отца:
«Чем занимается ваш отец?»
«Коммерцией. Насколько я знаю».
Отец приподнял брови:
«Как прикажете вас понимать — насколько вы знаете?»
«Это значит, что в Эстонии он занимался строительным делом. А теперь уже много лет за границей, и я точно не знаю, что именно он там делает. В смысле работы. И в другом смысле тоже…»
«То есть?..»
«Некоторые говорят, что он скрывается в Люксембурге или где-то там еще от здешних заимодавцев…»
«Тогда можно предположить, что у него на это есть свои резоны…» — протянул отец.
«Может быть, и нет, — сказал Улло. — Может быть, дело в том, что у него там французская мадам — и он не хочет этим огорчать маму…»
«Ах так, — отметил отец. — Ну тогда все гораздо проще. Или, наоборот, сложнее…»
После ужина мы с Улло вернулись в мою комнату. В половине одиннадцатого ко мне зашла мама сказать, что пора умываться перед сном. Улло встал, поблагодарил маму за ужин и ушел. И мама сделала следующее заключение:
«Вполне воспитанный мальчик. Но от его одежды — вы не почуяли? — пахнет подвалом. Это полуподвальная квартира где-то в Нымме, где они вынуждены жить. И уходить он совсем не умеет».