А младшим коллегой доктора Вильбикса был второй служащий Государственной канцелярии, венгр Яко. Улло рассказывал:
«Хотя и он был господин в возрасте, уж точно за шестьдесят, с фигурой довольно миниатюрной, но с претензиями весьма тонкого специалиста — какие нужны стаканы и какие ножи-вилки и к а к они должны располагаться по отношению к тарелке. За двадцать лет житья в Эстонии он выучил почти безупречно эстонский язык и использовал его в комнате для персонала (когда Аули там не было), шепча о приключениях в борделях Будапешта, Варшавы, Берлина и Риги с начала века до окончания Первой мировой войны. Ближе к нам эти приключения ни в пространстве, ни во времени не приближались».
И далее Улло назвал бухгалтера Хальясте, которого я уже упоминал. Был и младший бухгалтер (тоже мужского пола). Улло сказал: «Не помню, Каськ или Тедер, должно быть, что-то среднее между ними, и затем курьеры — тот самый Яко, например… да-а». С уже знакомым нам младшим служащим Государственной канцелярии Яко произошла какая-то темная историйка. Когда Улло только начал там работать, под присмотром Яко был также маленький склад товаров внутреннего потребления, в котором можно было найти несколько бутылок виски «White Horse», несколько пачек «Camel», коробки «Memphis» и сифоны содовой, которую время от времени заменяли свежей водой. Причем ключ от шкафа Яко носил в кармане жилета, так полагалось ему по штату. Затем кто-то подверг запасы ревизии и обнаружил, что кое-какие предметы, которые непременно должны были находиться в шкафу, отсутствовали. Тилгре приказал послать к нему Яко, устроил ему — вероятно, все же с глазу на глаз — выволочку, Бог знает, по делу или без оного. Затем вызвал к себе в кабинет Улло — к вящей его неловкости, — поманил к столу, у которого уже стоял Яко, и велел ему передать Улло ключ, предмет его гордости и знак доверия. При этом веснушки у Тилгре на щеках потемнели от гнева, он пробормотал:
«Ну знаете, милостивый господин, ежели даже на т а к о м уровне…»
Улло рассказывал почти пятьдесят лет спустя, усмехаясь: «Я не понял тогда, какой уровень господин майор имел в виду… Однако последствия все же не были столь непоправимы, как можно было ожидать. Яко не уволили. Он был просто понижен — до курьера. И то временно. Курьеров для случайных и более или менее постоянных поручений было трое или четверо. Но по именам я их не помню, кроме одного — Сээпере, боксера. Кажется, полусреднего веса и будто бы кандидата в мастера Европы или что-то вроде этого. Который двадцать лет спустя закончил свою карьеру профессионалом чуть ли не в Аргентине… Так что спрашивается: разве не возникает ощущения, что тогдашняя власть — власть Ээнпалу и Улуотса — создавала для себя силовую защиту? Я, конечно, утверждаю, что ни в малейшей степени. И в то же время: а почему бы нет? Эта мысль совершенно логична: сосредоточить физически сильных молодых людей поблизости от помещений с начальством, порой нуждающимся в защите. Было бы даже странно, если бы такая мысль у одного из тогдашних вождей не промелькнула в голове. Хотя бы у самого Ээнпалу. Но в любом случае как второстепенная мысль. Третьестепенная. Причем главной мыслью было, конечно же, предоставить перспективным молодым спортсменам лучшие условия для жилья и особенно для тренировок. Во имя развития национального спорта. Да-да, — Улло воодушевился и даже вскочил с места. — Именно так, а вовсе не ради создания каких-то тайных фашистских ударных отрядов…»
У меня же из списка его сослуживцев остался только один, о котором он просил упомянуть: портье Государственной канцелярии господин Тохвер. И мне действительно нечего о нем сказать, могу лишь упомянуть. Или все-таки? Стоп-стоп-стоп. Замечаю на полях своих заметок, к его имени я приписал с восклицательным знаком прозвище Бисмарк! И в связи с этим мне вспоминается комментарий Улло десятилетней давности: этот портье обладал самой представительной внешностью во всей Госканцелярии. Самой представительной даже на фоне трех последних премьер-министров. В связи с чем я и написал в свое время на полях: «Бисмарк». Имея в виду старого господина портье из Тартуского университета… Прозвищем которого, и весьма метким, было, как известно, Бисмарк, и о невероятной схожести которого с ректором университета ходили анекдоты, вплоть до прихода нового ректора Йохана Кыпу. Лишь тогда Бисмарк окончательно ретировался на место портье.