«Чтобы ты знала: за три дня до того, как мы с тобой расписались, я ходил с розами свататься к Лии. И получил отказ».
Наступила пауза. Улло подумал: если бы я от нее не отпрянул, чтобы собраться с духом для такого признания, я бы почувствовал, она окаменела. Но теперь я этого не ощущаю…
Спустя мгновение Марет прошептала: «Лия давно в Германии. Почему ты вдруг вспомнил об этом?..»
Улло объяснил: «Для того, чтобы это было высказано. Чтобы открыта была чистая страница. Чтобы нам повезло…»
Когда они вернулись в дом и когда Улло в постели, рядом с Марет, сквозь утихающее биение крови снова услышал взрывы, доносившиеся с Пальяссааре или из Военного порта, ему вдруг пришло в голову: Господи — он ведь так и не поведал Марет о Наде Фишер! И теперь, после того, что произошло и что, по мнению Марет, должно было стать знаком великого прощения и предвестием великой благодати, совершенно немыслимо рассказывать. Даже несмотря на то, что из-за этого, из-за невозможности открыть чистую страницу, как он сказал, их побег, может, не удастся. Например, если они даже доберутся до берега, в Пуйзе, или еще куда-нибудь, они не поместятся в лодке. Или они сядут в лодку, но она вместе с ними пойдет на дно.
Часов в шесть утра Улло коснулся губами бровей Марет и хотел незаметно выйти. Но жена обвила его шею руками и пристально посмотрела на него своими зеленоватыми глазами.
Улло сказал не совсем уверенно:
«Я думаю, что сегодня правительство покинет Таллинн. Пойду послушаю, какое будет принято решение, что они предпримут дальше. И вернусь домой. Тогда мы с тобой решим, что и как…»
В половине седьмого Улло был в Земельном банке. Маанди провел его сквозь толпу военных и разных частных лиц в кабинет премьер-министра. Тиф, держа бритвенный прибор возле щеки, покрытой мыльной пеной, другая щека была уже выбрита, воскликнул:
«Очень хорошо, что вы пришли! Сузи уверял меня, что вы настоящий полиглот. Мое поколение в основном владеет русским, кто чуть постарше — немецким. Английским же — слабо. А вот вы вроде бы очень хорошо знаете английский. Ну и как, верно это?»
«Нельзя сказать, чтобы очень хорошо. Но в какой-то степени владею… — пожал плечами Улло. — Только в пределах школы, — а в чем дело?»
«Переведите вчерашнюю правительственную декларацию на английский язык и прочитайте ее в эфире».
Тиф добрил щеку, покрытую пеной, плеснул себе в ладонь, судя по флакону и по запаху, Rasierwasser немецких офицеров и освежил лицо. Улло спросил:
«А что, у правительства имеется радиостанция, которую могут услышать?..»
Премьер-министр ответил: «Нужно попытаться. Вот текст».
Он передвинул написанный Сузи машинописный текст, тот самый, который прошлым вечером из-за бомбежки и отсутствия электричества не удалось напечатать в типографии, на другой конец стола поближе к Улло.
«Ну что ж, попытаюсь».
Я представляю, я вижу, как Улло берет декларацию в руки, как пробегает ее глазами — текст, очевидно, более или менее отпечатался в его сознании — и думает: черт подери, как же я справлюсь со своим английским, преподанным Вовкулакой у Викмана да параллельно нахватанным из книжек, безо всякой практики?..
«А словари у нас имеются?»
Премьер-министр протягивает ему англо-эстонский словарь Сильвета. Это последнее издание 1940 года.
«Только этот».
Улло обрадовался: если какой и нужен, то именно этот. Ибо словаря, который необходим ему в первую очередь, эстонско-английского, пока нет в природе. Хотя бы в объеме, немного превышающем школьный норматив.
«Садитесь прямо здесь и переводите», — сказал премьер-министр.
И Улло сел прямо там за диванный столик и попытался перевести. Он же обещал: «я попытаюсь». Итак…
Declaration of the Government of the Republic of Estonia[100].
Today (но тут надо добавить дату декларации), the 18-th of September 1944, in a decisive moment for Estonia[101] (вероятно, decisive будет точнее, нежели, например, conclusive[102], или determinating[103], или что там еще…) — итак, in a decisive moment for Estonia…[104]
В этот момент кто-то постучался в дверь и, не дождавшись ответа, открыл ее. В кабинет вошел генерал-майор Майде, назначенный вчера главнокомандующим вооруженными силами. Он вытер белым носовым платком высокие залысины яйцевидной головы и воскликнул:
«Господин премьер-министр! Вы не знаете, где Питка? Нам необходимо с ним связаться!»