— Вот как? — вежливо улыбнулся Майкл, хоть улыбку и не было видно в темноте.
— Генерал Вильгельм Майне, — представился его спутник.
Сказать, что Майкл был изумлен, означало сильно приуменьшить его чувства. То, что он знал и слышал о генерале Майне, не могло не вызывать у него искреннего восхищения этим человеком. Генерала можно было причислить к тому вымирающему виду военачальников, которые предпочли бы идти в бой впереди своего войска вместо того, чтобы отсиживаться в тылу, управляя линиями на карте. Он редко участвовал в тех делах, где было больше политики, чем реальной пользы, и стремился отстаивать справедливые решения даже в тех случаях, когда ему это было во вред. Благородство, ставшее редкостью среди сумасшедшей карьерной гонки, делало Майне ярким исключением, которое, увы, лишь подтвержало всеобщее правило.
— Вы-то здесь какими судьбами? — спросил Майкл.
— Нелицеприятными, — усмехнулся генерал. — Я был поблизости, когда мне позвонил Эксман, после чего я решил встретиться с вами лично.
— Эксман? — переспросил Майкл с неприятным предчувствием. — Значит, вы в курсе?
— Даже более того.
— И… как вам понравилась вся эта затея с базой и заложниками?
— Не думаю, что вы поступили правильно, когда согласились лететь.
— Меня шантажировал сам Эксман. Никому другому я бы не поддался, — заметил Майкл не без доли иронии.
— Вы поступили по совести, у таких решений есть свои достоинства и недостатки. По крайней мере, мне не сложно понять ваши чувства. Но риск, на который вы шли, граничит с безрассудством.
— Риск?
— В вашем самолете, — вздохнул Майне, — был "маячок" для средств ПВО и только один парашют. Кому он предназначался, я не стал спрашивать, потому что у нас с мистером Эксманом и без того вышел крайне неприятный разговор.
— Но как… — только и смог проговорить Майкл. — Я же проверил все перед полетом… парашюты были на месте, и…
Ярость медленно сдавила его горло, не дав окончить фразу.
— Так вот как мистер Эксман решил упростить свой план?! — взорвался Майкл. — Розыгрыша ему мало оказалось?! Да, представляю, какой шум в новостях: самолет генерала авиации сбит повстанцами, карательная операция, новая война, чтоб ее!..
— Майкл… — успокаивающе произнес Майне.
— Не знаю, что он вам наговорил и какие "благородные" причины перечислил, но если я когда-нибудь доберусь до Министерства, то лично приставлю револьвер к его виску!
— Майкл.
Магическое действие этого голоса вмиг усмирило гнев.
— Мы с вами знакомы всего нсколько минут, — с улыбкой продолжил генерал, — а я уже вижу, как вы похожи на вашего начальника.
— О чем вы?
— "Если я когда-нибудь доберусь до него", — процитировал Майне, — "то лично приставлю револьвер к его виску". Эта фраза уже звучала сегодня, по телефону, правда, в более паническом ключе.
— Вот как… — выдохнул Майкл.
— Она была сказана не на ваш счет.
— И поэтому, — изумился генерал О'Хара, — вы заключили, что Эксман совершенно непричастен к этому делу и даже готов выдать вам, постороннему человеку, имя виновника?
— Вам придется поверить мне на слово. Я далек от того, чтобы идеалиризовать Эксмана. Способен ли он пожертвовать вашей жизнью? Думаю, что способен. Но только не такими средствами.
— Почему же?
— Воспоминания и связанные с ними чувства часто оказываются сильнее холодного голоса разума. Я не прошу вас понять. Просто поверить. Для Эксмана ваше падение стало не меньшей неожиданностью.
— Он сказал вам, кто стоит за этим?
— Сказал, — вздохнул Майне. — Но разве это что-либо изменит?
— То есть… я об этом не узнаю?
— Нет. И я считаю это самым трезвым решением, которое было принято за сегодня.
— Думаете, я испугаюсь? Да будь это хоть сам министр — мне плевать!
— Подумайте о Джонсоне. Правда станет его смертным приговором. Вы можете себя защитить, он — нет.
— Но, — проговорил Майкл, хватаясь за последнюю возможность, — если авиакатастрофа останется засекреченной, а я уверен, что так и будет, мы можем объявить его погибшим и надежно спрятать, а тем временем…
— Увы, — вздохнул Майне. — Скрыть что-либо от этого человека не под силу даже Эксману. Думаю, это не под силу никому.
— Странная ситуация, — горько усмехнулся Майкл. — Эксман представлялся мне почти всесильным.
— Враги Эксмана вполне его достойны. Пока вы ничего не сможете с этим поделать.
— Как удивительно устроен наш мир… Чем выше мы взбираемся по карьерной лестнице, тем меньше можем изменить. Или тем меньше хотим этого.
— Быть может, это прозвучит смешно, — ответил Майне, — но я не считаю, что благородных целей можно добиться грязными средствами. Револьвер у виска — это карта, которую мы разыгрываем снова и снова, не заботясь о том, что страх и насилие вряд ли приведут к чему-то, кроме бесконечной смены угрожающих и жертв.
— Вы считаете, что нам не хватает самопожертвования? Геройства?
— Геройство… К сожалению, я им ни разу не отличился. Я получил свою первую награду за то, что едва не погиб, да еще и поставил под угрозу жизнь того, кто меня спас. Какое же это геройство? Неудачная шутка судьбы. Многие, кстати, считают такой же шуткой то, чего я пытаюсь добиться всю жизнь, — хотя бы скромной справедливости. Вам, Майкл, должно быть, известно, как ко мне относятся ваши министерские коллеги, а особенно в последнее время.
— Вы имеете в виду…
— Да, если вы о том случае, когда я решил прогуляться по минному полю, — со слабой улыбкой заметил Майне.
Майклу живо вспомнилась прошлогодняя история, имевшая место на базе миротворцев в одной из африканских стран. Те наблюдатели ООН, которым посчастливилось побывать там с инспекцией, до сих пор бледнели, вспоминая, как один генерал отправился в путешествие по минному полю и, что удивительно, вернулся целым и невредимым. Мотивы этого поступка было непросто понять, однако Майкл совсем не считал эту выходку безумием — скорее, безрассудной храбростью, открытым презрением к смерти. Сам он, увы, относился к ней с гораздо большей опаской, чем следовало бы человеку его профессии.
— Да они гордиться должны, что у них есть такие люди, — заметил Майкл. — Я вряд ли бы решился на нечто подобное.
— Вы думаете, я бы решился? — усмехнулся генерал.
— Но…
— На самом деле все было не так отважно, как вам кажется. Мы порядочно выпили, вот и все дела… отмечали Новый год при сорокаградусной жаре… Кстати, мин на том поле не было. Последнюю обезвредили накануне, но нам сообщили, что комиссия из ООН страстно желает видеть настоящие мины, поэтому пришлось закопать парочку обратно и поставить заграждение…
— И все знали об этом?
— Все, кроме наблюдателей.
— А вы не боялись последствий?
— Да что вы! Никто даже не удивился, — ответил генерал, толкнув входную дверь. Резкий, яркий свет ударил в глаза Майкла, заставив его пройти вслепую несколько шагов.
— Высокое начальство, — произнес Майне за его спиной, — не стремится к сложным умозаключениям, а просто верит тому, что видят его глаза.
Майкл обернулся — и по его спине пробежала дрожь. Лицо генерала, худое, непривычно бледное, было рассечено грубым шрамом, захватившим левую бровь и висок. Майкл заставил себя кивнуть, по-прежнему не веря в то, что парень в запыленной куртке из его странного полусна оказался Вильгельмом Майне.
— Министр давно считает меня ненормальным, — продолжил генерал с философским спокойствием. — Если бы не полковник Хьюз, я бы точно занимал первое место среди сумасшедших военных офицеров.
— По-моему, вы самый нормальный среди них всех…
— Увы, но это не так. Я несчастный человек — вот в чем правда. А они счастливы — каждый по-своему.
— Они радуются несчастью других. Им приятнее всего блеснуть своей властью или убрать с пути вчерашнего друга. Разве это называется счастьем? Разве это нормально?
— Это правильно, Майкл. Миру не нужно, чтобы им управлял старый неудачник, который отметился в этой жизни только тем, что получил пулю в лицо и пытается все изменить, хотя и знает, что это бесполезно. Мир — зеркало человечества, и если оно ставит выше всего власть и преступление, то править им должен именно такой человек, иначе вы приведете его к еще большей катастрофе, чем той, которую могут вызвать ваши проступки.