— Вы… — произнес Майкл, не сдержав нервный смешок, — считаете, что Стил — предатель?
— Предатель? Нет, почему же… В отличие от многих из нас, он действует во благо родной страны.
— Родной страны?
У Майкла не хватало слов. Он обернулся к Стилу, но ничего, кроме привычной высокомерности, не отражалось на его лице.
— Еще скажите, что он — офицер бундесвера, — бросил Майкл.
— Не совсем так. Он офицер вермахта.
— Что?..
И тут Стил рассмеялся. Это был страшный, тихий смех, проникавший под самую кожу. Горло Майкла сдавил ужас, не дав словам сорваться с побледневших губ.
— Что, О'Хара? Правды испугались? — проговорил Стил. В его глазах, светлых, почти белесых, пылало затаенное безумие. Майкл и Эксман покорно следили, как мышцы на его руке напрягаются до железной твердости. Стил больше не казался живым. Бледная кожа обтягивала металл, пронизанный стальными шнурами мускулов; один взмах его руки мог сломать хребет "Химмельсбоген", отдав его на расправу волнам, — но с пальцев сорвалась лишь ярчайшая вспышка…
…Ветер ударил его короткой, ледяной пощечиной. Майкл открыл глаза. Стекло задней дверцы было приспущено; за ним, в почти кромешной тьме, мелькали стволы деревьев. Терпкий сосновый запах витал над ночным шоссе, по которому скользила их машина. Мотор гремел бесконечными ударами башенных часов.
Стараясь не шевелиться, Майкл осмотрел салон. Он был брошен на заднее сиденье; водитель, казавшийся каменной статуей, к нему даже не обернулся. Марку машины он не смог определить — зато не мог не узнать униформу. Бледный свет фар полоснул по указателю, на миг вырванному из тьмы. Майкл успел разобрать обрывок слова "Прага".
— Где мы? — шепнул он, резко развернувшись.
— В прошлом, — ответил Стил, стряхнув пепел над приспущенным стеклом. Фуражка, надвинутая на лоб, добавляла его профилю сухой, почти неживой хищности. Взгляд Майкла скользнул по грубоватой шинели и переметнулся на человека за рулем.
— Водитель, — проговорил он.
— Этот человек ничего не услышит.
— Кто ты такой? — в сердцах выдохнул Майкл.
На губах Стила играла тонкая улыбка.
— Офицер вермахта, как видишь. Тебя волнует фотография? Это подлинник. Сказанное — тоже правда, примерно в той же степени, в какой правдив образ генерала О'Хара, он же "солдат времени", он же доблестный воин Космических Сил.
По спине Майка пробежала дрожь. Он вдруг понял, что смотрит в глаза не-человека. Их насмешливая холодность тлела отблесками другого солнца, не знавшего земных гроз.
— Аллен… — процедил Майкл сквозь сжатые зубы. — Алленский агент…
— Долго же ты шел к этому выводу. А вот старина Майне подсмотрел, как я создавал тоннель, и с тех пор обходит меня десятой дорогой. Правда, он не поленился отыскать мое старое фото времен сороковых и передать его Эксману.
— Зачем ты здесь?
— Думаю, ты наслышан, чем занимались и занимаются алленские резиденты на Земле. Я вряд ли стану исключением из правила.
В глазах Майкла вспыхнула ненависть. Он ненавидел их, посланцев далеких звезд, вертевших человечеством, словно песочными часами. Аллены считали землян существами низшими, примитивными: убийство человека не подпадало ни под одну из их моральных категорий, созданных еще в те времена, когда Земля была безлюдной. Стил окинул его пристальным взглядом. В нем не было ни осуждения, ни снисходительности — лишь слабый огонек неясных Майклу чувств.
— Мне важно, чтобы ты понял одну вещь, — тихо произнес аллен. — Мои руки по локоть в вашей крови, здесь скрывать нечего. За те сотни раз, когда мне пришлось бывать на Земле, под разными личинами и в разных эпохах, я, кажется, успел повоевать за каждый клочок вашей планеты. Я воевал на два, три, пять фронтов, я был в сотнях армий и под сотнями флагов. Я стрелял, в меня стреляли, я брал в плен, меня брали в плен, били прикладом в лицо, ломали ребра, расстреливали и вешали. Разница между мной и другими была в том, что обе сражающихся стороны воевали за свои принципы, я же не разделял ни той, ни другой точки зрения. Существует ли разница между человеком, не разделяющим моральные нормы, и человеком, сознательно их нарушающим? Для жертвы — нет. Но жертвы неизбежны, это печальная правда любого большого начинания, во благо или во вред. Я не прошу твоего одобрения: при том, что мы, аллены, творили на вашей планете, это было бы верхом глупости. К сожалению, на той войне, что вы ведете сейчас, союзников выбирать не придется. Просто помни о том, что ни один истинный аллен никогда бы не сказал тебе то, что говорю я. И ни один аллен, будь он в здравом рассудке, не стал бы спасать жизнь рядового Майне, как это сделал генерал Стил. Мы законченные циники, этого ничто не изменит. Но иногда цинизм становится средством борьбы за то, что вы считаете правильным и справедливым. Это все, что я могу тебе сказать. От себя добавлю, что Майне заслуживал того, чтобы жить, гораздо больше, чем подавляющее большинство тех, кто встречался на моем пути.
Губы Майкла неуверенно шевельнулись, прежде чем он сказал:
— Ты не циник.
— Я циник, Майкл, — горько улыбнулся Стил. — Очень скоро ты это поймешь.
Майкл смолк. Два Стила — тот, которого он знал годами, циничный, презрительный, но по-своему благородный человек, и аллен, для которого не нашлось бы лучшей декорации, чем эти униформа и машина, — две маски под одним лицом никак не могли слиться в единый образ его нового врага. Ветер, хлеставший щеку Майкла, становился все холоднее. Стил снял фуражку, оставив ее на коленях, высунул голову из окна и пристально вгляделся в дорогу.
— С запада на восток, — вздохнул он, следя за темной лентой шоссе. — Назначают то туда, то сюда, а знают ведь, что никому это уже не поможет… Меня убьют за следующим поворотом, я хорошо запомнил местность в прошлый раз. Мой совет, который тебе стоит выслушать: если знаешь, что до Праги тебе не добраться, умей вовремя хлопнуть дверью. До встречи, Майкл.
Дверца машины распахнулась. Автомобиль вошел в резкий поворот; не успев удержаться, Майкл испытал тягучий страх падения. Тоннель, в который он рухнул, сжался безобидной точкой в тот самый миг, когда его щеки коснулся влажный холод палубы.
Над "Химмельсбоген" сомкнулось дымчато-черное небо. Майкл поднялся, пытаясь пересилить предательскую дрожь. Слишком многое произошло за последние полчаса, слишком много оборвалось надежных нитей…
— Генерал О'Хара! Сэр!..
— Что случилось? — бросил Майкл, спрятав в карманы дрожащие руки.
— Полковник Эмерсон просил вас срочно вмешаться! Это касается "Шторма"!
— Как "Шторма"? Он что, взлетел?
— Так точно! Но в полете обнаружилась критическая неисправность!
— Проклятье! — выдохнул Майкл, вспомнив о Хокинсе. Бедняга ничего не знал о махинациях Стила и был обречен на глупую, бессмысленную смерть. Пальцы Майкла сжались в кулаки. "Шторм" нужно было вернуть на палубу — любой ценой.
Ворвавшись к руководителю полетов Эмерсону, Майкл едва не столкнулся с адмиралом Ричардсом. Присутствие адмирала было досадной помехой, но у Хокинса, запертого в воздушной ловушке, не оставалось лишних минут.
— Сажайте самолет! — крикнул Майкл. — Немедленно!
Эмерсон обернулся. На его лице, блестевшем каплями пота, читалась немая просьба, когда он тихо ответил: