— Это, конечно, очень впечатляет! — усмехнулась Наталия. — Уверена, вы неплохо выглядите в мундире дипломата. Но я хочу спасти брата, а в этом деле для меня все средства хороши.
— Это совершенно очевидно!
— Так будьте же милосердны! — взмолилась графиня. — Обещаю, что не доставлю вам особых хлопот! Никто не узнает во мне женщину, если вас волнует это! А если и узнает, вряд ли это вызовет в Тифлисе удивление?
— Смотря какая женщина! — огрызнулся лорд.
— Это так, но никто не осудит вас за то, что вы любезно согласились сопровождать юного индуса, впервые попавшего в эту страну. Обещаю вам, я очень хорошо сыграю свою роль!
— Еще бы! Все женщины — прирожденные обманщицы! — съязвил Этелстан.
— Это вам подсказывает жизненный опыт? Кто же разбил ваше сердце?
Услышав столь дерзкий вопрос, лорд Этелстан нахмурился.
— Полагаю, графиня, — холодно заметил он, — коль скоро нам придется разыгрывать этот любительский спектакль, разумнее будет не затрагивать личности.
— Это значит, вы хотите сказать мне что-то неприятное. Скажите же! Уверяю вас, я гораздо менее чувствительна, чем вы!
— Охотно верю! — огрызнулся Этелстан.
Наталия засмеялась:
— Вы не умеете проигрывать, милорд! Однако чувствую, вы уже признали свое поражение. Мы вместе сыграем этот спектакль!
— Но только без моего одобрения, против всех понятий о приличии, с чувством ярости и протеста в моем сердце! — вспылил лорд Этелстан.
— Так у вас есть сердце! — притворно удивившись, воскликнула Наталия и широко раскрыла глаза. — А я уже начинала в этом сомневаться!
Лорд Этелстан поднялся в кресле. Он пришел в такую ярость, что готов был схватить девушку за плечи и встряхнуть ее. Никогда раньше он не испытывал к женщине ничего подобного, а эта каким-то непонятным образом задела его за живое! Его раздражало буквально каждое ее слово. Она не только имела дерзость настаивать на своем, когда он ответил ей отказом, но и откровенно провоцировала его, осыпала оскорблениями и насмешками, на которые не осмеливалась ни одна знакомая ему женщина!
— Как ни странно, но все лишения, которые вам пришлось испытать в заточении, не разбудили в вас кротости и милосердия, которые и делают женщину женщиной. — Ему показалось, что графиню позабавили его слова, но он упрямо продолжал: — Избалованная, изнеженная и капризная, вы думаете, что можете всегда поступать по-своему и делать все, что вам заблагорассудится, только лишь потому, что вы аристократка. Позвольте же сказать вам, графиня, что ни вы, ни ваше поведение не вызывают во мне симпатии, и мне невыносимо думать, что я буду вынужден терпеть ваше присутствие до самого Константинополя!
— Ну что ж, вы откровенны, милорд! Спасибо и на этом! — отрезала Наталия.
— Столь же откровенно добавляю, что никогда еще не встречал дворянки, способной на такой возмутительный поступок!
— Что ж, теперь встретили! Представляю, в каких красках вы опишете наше приключение в мемуарах!
— По-моему, графиня, — медленно процедил Этелстан, — вам лучше всего отправиться спать. Если вы задержитесь здесь еще хоть на секунду, я могу сказать или даже сделать что-нибудь такое, о чем потом пожалею!
— Вы хотите побить меня, да? И только ваши принципы и английское воспитание останавливают вас?
— Смею надеяться, что в один прекрасный день вы выйдете замуж за человека, который найдет способ укротить ваш нрав!
— А вы знаете, как русские крестьяне воспитывают своих жен? — улыбнулась Наталия. — Кнутом! Тут есть над чем поразмыслить! — Она встала. — Спокойной ночи, милорд! Вы даже не представляете, с каким нетерпением я жду начала нашего совместного путешествия! Наше общение, уверена, будет очень плодотворным, — с сарказмом произнесла она и насмешливо сложила ладони в традиционном индийском приветствии:
— Салам, саиб!
Не успел лорд найти достойный ответ, как графиня, схватив бурку, выскочила из палатки.
Он долго стоял как вкопанный, скрестив руки на груди и пытаясь овладеть собой: никогда в жизни он не был так раздосадован. Эта женщина ведет себя с ним столь вызывающе, насмехается и издевается над ним, игнорирует его доводы, толкая на сговор с имамом, а он ничего не может с этим поделать!
Дело не в том, что она смеется над ним. Теперь Шамиль может чувствовать себя победителем: ведь ему с истинно восточной хитростью удалось одержать верх над чопорным английским тугодумом.
— Будь он проклят! Будь прокляты все они! — воскликнул Этелстан, пораженный тем, что позволил вывести себя из равновесия, лишить холодного спокойствия и самообладания, которыми всегда славился и гордился.