– Отличная машина, сэр, – сказал он Грину. – Немного лучше «харрикейна» и, несомненно, так же хороша, как и «спитфайр». Однако имейте в виду, что у «харрикейна» превосходная пушечная установка.
Грин повернулся к Уэсту и сказал: «Очень интересно, Тедди. Я хочу, чтобы этот офицер представил письменное заключение».
– Считайте, что оно уже сделано.
Когда полковник и два сопровождавших его офицера уехали, Манро протянул руку Гарри: «Вы очень интересный молодой человек. – Он кивнул Уэсту: – Благодарю вас».
Манро направился к своему автомобилю. За ним, прихрамывая, последовал Картер. Когда они устроились на заднем сиденье, Манро сказал: «Соберите о нем все, Джек».
– Я этим займусь, сэр.
Когда машина отъехала, Уэст подал голос: «Я знаю здесь поблизости один паб, где мы сможем поесть по ценам черного рынка, а вы напишете для меня свое заключение».
– Звучит заманчиво. – Пока их машина набирала скорость, Гарри закурил сигарету и повернулся к Уэсту: – Я спрашивал у вас насчет победы. Так что нам нужно, чтобы победить?
– Чудо.
– С чудесами в наше время трудновато.
Но вскоре чудо свершилось. По Лондону ошибочно отбомбился один-единственный «дорнье». В ответ английские ВВС бомбили Берлин, и с 7 сентября 1940 года Гитлер отдал Люфтваффе приказ переключиться на Лондон. У Королевских ВВС появилась возможность привести в порядок свои разбомбленные авиабазы на юге Англии.
Дольфо Галланд сидел в кафе в Ле-Туке и наигрывал на рояле джазовую мелодию. В кафе появился Макс и сел у стойки бара.
– Ну вот, Дольфо. Мы победили англичан, а наш доблестный фюрер взял и выбросил победу коту под хвост. И что теперь?
– Мы напьемся, – ответил Галланд. – А затем вернемся на службу и доиграем партию до конца.
Разрушения, причиненные Лондону, были столь масштабны, что немецкие летчики, поднимаясь в воздух во Франции, видели кровавое ночное зарево в небе над городом. Днем же казалось, что небо кишит бомбардировщиками. Рыцарским крестом награждались летчики, сбившие более двадцати вражеских самолетов. У Галланда крест уже был, Макс получил его 10 сентября, хотя к тому времени его личный счет был равен по меньшей мере тридцати самолетам.
Эскадрилья Гарри была задействована во всех воздушных сражениях. «Ястребы» совершали шесть-семь вылетов в день, летая до изнеможения и неся тяжелые потери. В один прекрасный день Гарри с ужасом осознал, что он единственный, кто остался в живых из первоначального состава эскадрильи. 15 сентября в решающем сражении в небе над южной Англией приняли участие 400 немецких истребителей и 300 «спитфайров» и «харрикейнов».
Удивительно, но решающей победы не одержал никто. Ла-Манш оставался спорной территорией, и военные действия продолжались. Гитлер был вынужден отказаться от своего грандиозного плана «Морской лев», предусматривавшего вторжение в Великобританию. Но Англия, как и прежде, воевала в одиночестве, и фюрер мог теперь переключить свое внимание на Россию.
В Берлине в начале ноября шел сильный дождь. Генрих Гиммлер в черном эсэсовском мундире вылез из машины и вошел в центральное управление гестапо на Принцальбрехтштрассе. Когда он шел по коридорам в свой роскошный многокомнатный кабинет, его появление сопровождалось легким шумом, издаваемым охранниками и штабными работниками. Он отдал приказание своему секретарю, вошел в кабинет, сел за стол и стал просматривать документы. В дверь постучали.
– А-а, штурмбанфюрер Хартман.
– Рейхсфюрер! Чем я могу быть вам полезен?
На Хартмане была необычная форма: летная куртка и галифе, как в Люфтваффе, но серого цвета. Судя по петлицам, он был майором СС, однако на мундире была эмблема Люфтваффе, а на рукаве – нашивка СД, разведки СС. Тридцать лет, высокий рост, мужественное, с резкими чертами лицо и коротко подстриженные рыже-каштановые волосы. Его тяжело ранили, когда в бою был сбит его истребитель. Оправившись от ранения, он получил назначение в службу авиационных курьеров. Однажды он перевозил Гиммлера, и его «Физелер-Шторх» был подбит «спитфайром». Хартман спас положение, и в результате его перевели в СС, назначив на должность личного пилота Гиммлера. Когда рейхсфюрер обнаружил, что молодой человек имеет ученую степень доктора права, он настоял на том, чтобы тот исполнял также обязанности его персонального помощника.
– Наступление на Лондон продолжается, – изрек Гиммлер. – Я был у фюрера. Наши танки еще будут стоять у Букингемского дворца.
Не уверенный в правоте его слов, Хартман вслух сказал: «Вне всякого сомнения, рейхсфюрер».
– Однако, – продолжал Гиммлер, – я говорил о ситуации с военной разведкой в Англии с адмиралом Канарисом, и, откровенно говоря, дела там обстоят не лучшим образом. Все агенты Абвера были арестованы.
– Не совсем так, рейхсфюрер. Тринадцатый отдел, который вплоть до своей смерти от рака в прошлом году возглавлял майор Кляйн, завербовал до войны несколько глубоко законспирированных агентов.
– Неужели? И кто же эти люди?
– В основном ирландцы, недовольные британским истеблишментом. А также граждане нейтральных стран – несколько испанских и португальских дипломатов.
– Вы хотите сказать, что у нас есть агенты, о которых военная разведка ничего не знает?
– Так точно.
Гиммлер одобрительно кивнул: «Хорошо. Удостоверьтесь, что они на месте и готовы работать».
– Будет исполнено, рейхсфюрер.
Хартман вернулся к себе в кабинет. Его секретарь Труди Браун, сорокалетняя вдова фронтовика, вопросительно подняла на него взгляд из-за своего стола. Она была очень предана Хартману – такой герой и к тому же трагическая фигура: его жена погибла во время первого налета англичан на Берлин.
– Проблемы, майор? – спросила она.
– Можно сказать и так, Труди. Принесите кофе.
Он сел за стол, через две минуты появилась Труди с чашкой кофе для него и чашкой для себя. Она села на стул.
– Труди, вы работали в Тринадцатом отделе. Список, о котором вы мне говорили, список Кляйна. По возможности полно изложите мне его содержание. Особенно то, что касается испанцев и португальцев, находящихся у нас на содержании.
– Фернанду Родригиш время от времени передает нам не очень ценную информацию. Он служит в португальском посольстве в Лондоне.
– Так, – сказал Хартман. – А кто еще?
– Некая Сара Диксон, служащая военного министерства в Лондоне.
Хартман выпрямился на стуле: «Вы серьезно? Дайте мне ее досье».
Фернанду Родригиш работал торговым атташе в португальском посольстве в Лондоне. Его брат Жуэль служил торгпредом в португальском посольстве в Берлине. Хартман прочел досье на обоих и понял, что они сотрудничали ради денег. С Сарой Диксон дело обстояло иначе. Вдове банковского служащего, умершего в 1917 году от ран, полученных на поле боя, было 45 лет. Она родилась в Лондоне от отца-англичанина и матери-ирландки. Ее дед принимал активное участие в Пасхальном восстании в Дублине, организованном Ирландской республиканской армией, и был расстрелян англичанами. Она жила одна и работала в военном министерстве с 1938 года. Первоначально Сару завербовал один из активистов ИРА, который по совместительству работал на Кляйна и на СД.
Хартман поднял глаза от бумаг: «Свяжитесь с этим Жуэлем Родригишем, пусть свяжется через диппочту со своим братом в Лондоне. Тот должен будет войти в контакт с миссис Диксон и удостовериться, что мы можем на нее рассчитывать».
– Слушаюсь, майор.
В тот вечер Хартман сопровождал Гиммлера на прием, устроенный фюрером в бальном зале гостиницы «Адлон». Там же были министр пропаганды Йозеф Геббельс, глава военной разведки адмирал Канарис и министр иностранных дел фон Риббентроп.
– Не хватает только этого толстого осла Геринга, – зло прокомментировал Гиммлер, жестом отсылая официанта с шампанским. Хартман был сильно огорчен последним обстоятельством. – Хотя ему, наверное, стыдно появляться здесь после провала в Британии.