К сожалению, Карл видел «Святого Александра» снаружи только на базе Военно-Космического Флота на Петре, куда призывников доставили сразу же после трёх недель тренировок. Тогда гигантские трапы корабля были спущены, и роты солдат под присмотром офицеров строем поднимались на борт. Теперь же Карл мог только представить, как выглядел «Святой Александр» в космосе. Этот корабль был мановаром — одним из самых величественных звездолётов, когда-либо построенных человечеством, настоящим олицетворением силы и могущества Империи Людей, которая по данному Богом-Императором праву властвовала над Галактикой. Эти омнистальные левиафаны уступали в размерах и мощности лишь космическим станциям и орбитальным платформам. Судя по снимкам, вытянутый и широкий нос «Святого Александра» венчала огромная позолоченная орлиная голова, которая переливалась в лучах звёздного света. За ней выступало сдвоенное тяжёлое орудие, установленное на поворотной башне. Борта мановара ощетинились тремя рядами стандартных пушек. С таким вооружением «Святой Александр» мог превратить вражеский флот в груду космического мусора и отправить его команду в вечное плавание в невесомости. Трюмы, находящиеся под пушками, были заполнены солдатами, которые должны были высадиться на поверхность планеты на тартанах — небольших транспортных челноках, используемых на всех кораблях Империи. Два гиперпространственных двигателя с гигантскими соплами и множество небольших вспомогательных ускорителей приводили мановар в движение. Поднимающийся над всем корпусом капитанский мостик «Святого Александра» резко контрастировал с остальным кораблём. Он был построен в том же стиле, что и имперские храмы на Великородине — имитация белоснежного камня, закруглённые окна с резными решётками. Над зелёными крышами поднимались золотые купола-луковицы, увенчанные буквами «I». Именно там размещалось командование «Святого Александра», а для систем связи с другими кораблями была отведена многоярусная башня, которая напоминала колокольню.
Карл лежал на жёсткой кушетке, а вокруг стояли тысячи таких же кушеток, на которых расположились призывники. Все свежеиспечённые солдаты носили серо-зелёную униформу для городских боёв, но пока не надели тяжёлые бронежилеты — те ждали своего часа в раздевалках. Одни рекруты травили пошлые анекдоты, другие играли в карты, а Карл пользовался тем недолгим временем, когда его никто не трогал, и размышлял. Армия была полной противоположностью жизни Птитса, всего того, что он ценил и чем дорожил. Среди солдат и офицеров господствовала простая, грубая, незамысловатая культура, которая ставила во главу угла физическую силу и решительность и отметала всё, что ей казалось лишним. Раньше Карлу большой проблемой казался Флаеров, но в армии Птитсу довелось пережить издевательства и посильнее. Если Витёк только изображал крутого мачо, то сейчас было много тех, кто действительно подходил на эту роль. Большая сила и почти полное отсутствие мозгов вкупе с презрением к «ботаникам» и «дрищам». Против таких ребят удар в лицо не помогал — Карла после подобных попыток дать отпор несколько раз избили, и он оставался лежать на холодном полу, а из его носа кровь лилась ручьём. Однажды это заметил проходивший мимо полковник Пандорин. Увидев беспомощно валяющегося в сером коридоре Птитса, он взревел: «Вставай! Б!-удь мужчиной!». Виновников происшествия командир не застал — те уже давно пустились наутёк. Полковник был сам олицетворением Имперской Армии. Грубый и не желающий никого слушать, «настоящий мужчина», чем-то напомнивший Карлу его отца. Только если Александр Птитс действительно любил своего сына и желал ему добра, пусть и в своём понимании, то Пандорин не упускал случая унизить юношу, которого запомнил ещё на встрече в школе.
Юноша думал, что его жизнь закончилась, резко повернув не туда. Только недавно он успешно сдал все экзамены, рубился в «Паладина Добра» и собирался лететь на Новоэдем. Но вместо ожидаемого рая он попал в ад. И дело было не только в жёстких казарменных условиях или той противной, вязкой каше, которую здесь выдавали за еду. Не только в изнуряющих тренировках на Петре и не в побоях и издевательствах других солдат. И даже не в том, что армия перечеркнула все былые мечты и желания. Просто жизнь Карла Птитса вскоре могла оборваться по-настоящему. В детстве, да и совсем недавно, он думал о смерти как о чём-то далёком подобно грозовой туче на горизонте. А сейчас она нависла прямо над ним и молча протягивала свои щупальца.