Каминский резонно заметил, что если товарищ заместитель хорошо познакомился с личным делом Туманского, то должен убедиться в обратном. Кончая разговор, Гриша добавил, что лично знает мою семью с детства, глубоко уважает ее и в моей преданности уверен так же, как в своей.
На следующий день меня срочно пригласил к себе начальник учебных заведений. Но тот ли это был человек? Куда девалась вся его важность, все его высокомерие!
Он был до смешного, до отвращения любезен и предупредителен. В изысканных словах объявил, что прежнее решение пересмотрено и что для пользы службы сочтено необходимым перевести меня на работу в московский узел.
В Москве мы снова поселились у матери, в Денежном переулке. Там же жили брат Сергей, учившийся в академии имени Жуковского, старший брат Григорий, ставший инженером-технологом завода «Большевик», младший брат Лев, работавший на заводе «Шарикоподшипник». Брат Юрий к тому времени окончил академию имени Жуковского и занимал ответственный пост на одном из крупнейших моторостроительных заводов. Василий, ставший хирургом, работал в клинике. Юрий и Василий жили со своими семьями отдельно, но почти каждый день собирались у нас. Часто приходила к нам и сестра моя Мария с Иваном Николаевичем и дочерью Наташей, закончившей архитектурный институт. Жили мы по-прежнему дружно, весело проводили свободное время в кругу своей большой семьи, в кругу наших знакомых и друзей...
В московском узле я начал работать на линии Москва — Харьков и опять на самолете ЮГ-1.
Испытания
Новая должность
Вскоре колесо моей летной жизни сделало еще один поворот — неожиданный и довольно крутой.
Ко мне зашел бывший старший механик нашего 5-го отдельного отряда Виктор Штавеман, работавший в то время старшим военным представителем на авиационном заводе. Я очень обрадовался своему верному фронтовому товарищу. Но Виктор не был настроен на одни только воспоминания. Он так и сказал: пришел проведать, а заодно и передать предложение своего директора — Сергея Петровича Горбунова. Директор предлагал мне поступить на завод летчиком-испытателем. На этой работе, рассказал Виктор, у них заняты двое: Яков Моисеев и Петр Лозовский. Обоих я знал очень хорошо: авторитетные люди в авиации. Яков Николаевич Моисеев — первый летчик-испытатель завода, отважный воздушный боец, участник гражданской войны, кавалер многих боевых орденов. Петр Лозовский — также боевой и опытный летчик, с которым я встречался, работая в Персии. Производственная программа завода, пояснил Штавеман, значительно расширилась, и двум летчикам трудно справляться со всеми делами.
Откровенно говоря, предложение Горбунова было для меня заманчивым. Я знал, что устроиться работать летчиком-испытателем чрезвычайно трудно, и вдруг!..
Почти всю ту ночь никто из взрослых членов нашей семьи не ложился спать. С разных сторон обсуждали мы предложение, сулившее столь серьезную перемену в моей летной работе и жизни. Только тот, кто долгие годы провел в постоянных странствиях — в вагонах, теплушках, на баржах и пароходах, кто жил в общежитиях, в наспех снятых случайных комнатах и углах, — только тот может понять, какое это блаженство: иметь постоянное место жительства, приходить после работы завтра, послезавтра и даже через неделю и месяц в свой дом, в свою семью, в свою квартиру... Правда, вопросы такого рода больше волновали мою жену и мать, но и меня они тоже не могли не трогать.
С другой стороны, мне как-то жаль было расставаться с линией. Я к ней привык и отнюдь не считал, что только летно-испытательная деятельность способна дать полное удовлетворение. Всякая летная работа — будь то боевая, линейная, инструкторская, учебная, испытательная — приносит глубоко отрадное чувство, если только любишь ее, хочешь совершенствоваться...
И все-таки, когда вместе со Штавеманом входили мы в кабинет директора завода, я порядочно волновался. Но с первых же слов Сергея Петровича Горбунова, человека простого и обаятельного, волнение мое улеглось. Горбунов напомнил, что я возил его с группой курсантов академии имени Н. Е. Жуковского (курсанты знакомились с двухмоторным английским самолетом «виккерс-вернон»), расспросил о моем прошлом и настоящем и повторил предложение перейти работать на завод.
— Не боги горшки обжигают, — сказал Горбунов. — Уверен, что и ты не хуже других овладеешь профессией испытателя.
Страха перед трудностями я не испытывал, хотя бы потому, что имел за плечами около семи тысяч часов налета — цифра, внушительная не только по тем временам. Если же попытаться каким-то одним словом передать, что определило мое решение, то, не претендуя на исчерпывающую полноту, все же скажу о чувстве современности. Мне очень хотелось овладевать новой авиационной техникой.