Кудрин завершил исследование устойчивости, определив предельную переднюю центровку, которая обеспечивала более или менее нормальный полет и посадку, и приступил к исследованию пикирующих полетов, увеличивая постепенно углы пикирования и скорость самолета.
В одном из таких испытаний он попал в режим вибраций, но ему удалось вывести самолет прежде, чем тот разрушился. Указав на недопустимость возникавших скоростей и отказавшись от пикирования под большими углами, Кудрин предложил провести испытания на фляттер при сверхскоростях, но не в пикировании, а с работающими моторами и на меньших углах.
К этому времени на аэродром вышла третья машина, на нее назначили незадолго до этого переведенного на наш завод летчика-испытателя Липкина, человека с большим самомнением. В то время, когда опытный летчик Кудрин предлагал подойти к фляттеру, постепенно наращивая скорости, Липкин заявил, что сделает это враз, в один полет. В результате той же торопливости и непродуманности, которая привела к гибели Павла Головина, произошла еще одна катастрофа: самолет, пилотируемый Липкиным, разлетелся в воздухе на мелкие куски. Летчик и ведущий инженер погибли.
А потом стало известно, что предельную ограничительную скорость, близкую к указанной Кудриным, дал и ЦАГИ, испытавший эталон на тряску.
Гибель Липкина стала и гибелью этой конструкции Поликарпова. Правительственная комиссия, сделав соответствующие выводы, сняла самолет с дальнейших испытаний.
Летом 1940 года большое и непоправимое горе потрясло нашу семью: умерла от рака печени наша мать — Екатерина Алексеевна.
Последние дни и часы ее жизни мы были около нее. Умерла она тихо, на руках младшего сына — Левы, и он закрыл ее усталые глаза.
В дни великой битвы
22 июня — день рождения моей жены. Ожидая к вечеру гостей, она уже с утра стала хлопотать по хозяйству. Чтобы не мешать, я отправился к одному нашему инженеру, владельцу автомашины «бьюик». Могу признаться, что не менее покойного Петра Лозовского любил хорошие автомашины и очень хотел приобрести этот «бьюик». И вот, когда машина была осмотрена и опробована и мы, усевшись в изящной, уютной кабинке, сверкавшей никелем и чистотой, стали проверять ее радиоприемник, вдруг зазвучали слова навсегда памятного сообщения: гитлеровская Германия вероломно напала на нашу Родину...
Сразу стало не до «бьюика» — я бросился в свою «эмку». Бензозаправщица у гостиницы «Метрополь», пожилая знакомая женщина, была в негодовании: только что приезжала заправляться машина германского посольства, и наглые молодчики из немецкого посольства, когда она отказалась дать им горючее, обрушились на нее со страшной бранью. Бензина она им все же не дала, и они уехали разъяренные...
Дома все уже знали. За два — три часа, что я отсутствовал, в жене моей произошла перемена, сразу бросившаяся в глаза — ею овладело какое-то оцепенение. Дочь Галя, уже взрослая девушка, веселая и жизнерадостная, теперь молчала, только крупные слезы катились из ее больших, странно неподвижных, расширившихся глаз.
Пробыв среди своих несколько минут, я помчался на завод; все шли сюда, никто не оставался дома — всем хотелось быть вместе в этот грозный для Отечества час.
Со следующего дня завод, как и вся промышленность страны, перешел на круглосуточную работу. Для командного состава завода и для нас, летчиков, было установлено казарменное положение. Мы поселились вначале в бараке, а затем в летном особнячке. Дома приходилось бывать теперь редко, урывками. Находясь безотлучно на заводской территории, мы с возрастающей интенсивностью вели свою работу.
В первые же дни войны известные испытатели, выросшие в нашем коллективе: М. М. Громов, А. Б. Юмашев, А. Д. Алексеев, Г. Ф. Байдуков и С. А. Шестаков ушли в армию, на ответственную командную работу. Совершенно так же, движимые высоким чувством советского патриотизма, поступали летчики-испытатели других заводских и научно-исследовательских коллективов. Известный в стране испытатель Герой Советского Союза Степан Супрун стал командиром истребительного полка, вступившего в бои с численно превосходящим врагом в первые, самые тяжкие месяцы войны В одной из воздушных схваток, сбив двух фашистов, Степан Супрун погиб. Посмертно ему присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Стал командиром истребительного полка и мой хороший товарищ, уже известный читателю участник перелета Москва — Пекин Семен Алексеевич Шестаков. Человек высокого личного мужества, он под Орлом, когда его подчиненные не сумели взлететь навстречу фашистским бомбардировщикам, бросился на врага один, смешал его боевые порядки, отвратил прицельный удар по нашим войскам и в этом геройском, неравном поединке принял смерть... Летчик-испытатель Кабанов стал инициатором создания бомбардировочного полка, состоявшего исключительно из летчиков-испытателей. Благородное начинание самоотверженных, беззаветно преданных Родине людей не дало, однако, результата, на который рассчитывали: в короткое время полк понес тягчайшие, невосполнимые потери. Причина неудачи, на мой взгляд, крылась в нерациональном использовании летчиков самой высокой квалификации, не имевших навыков современного боевого применения самолетов. Покрытый лаврами летчик-испытатель мог оказаться несильным в воздушной разведке, в воздушном бою, при бомбардировке укреплений или штурмовке боевых порядков противника. Опыт Отечественной войны показал, что наибольший эффект давали только те из летчиков, кто свой профессиональный собственно летный опыт сочетал с умением действительно мастерски использовать все тактические приемы и огневые средства самолета.