Робин хотела протестовать, но из горла вырвался лишь слабый всхлип; она хотела схватить его голову и оттолкнуть, но пальцы вцепились в жесткие кудри, словно кошачьи когти в бархатную подушку, и лишь сильнее притянули голову к груди. Ее спина выгнулась, а груди напряглись, приподнявшись навстречу ласкам. Ощущение от его губ оказалось неожиданно сильным. Будто они высасывали ей душу через набухшие, ноющие соски. Робин старалась не стонать, помня, что в прошлый раз стон развеял чары… но не смогла, это было выше ее сил.
Из горла вырвался даже не стон, а приглушенный рыдающий вскрик. Ноги подкосились, и она опустилась на низкую койку, по-прежнему прижимая к груди голову мужчины. Мунго встал рядом на колени, не отрывая губ от девичьего тела. В ответ на прикосновение его руки она послушно выгнула спину, позволяя стянуть с себя пышные юбки. Юбки упали на пол. Сент-Джон резко поднялся, и она чуть не взвизгнула, моля его остаться, но он всего лишь подошел к двери и запер ее на ключ. Одежда, казалось, слетела с него, как горный туман сходит с горных вершин, и Робин, приподнявшись на локте, без стеснения разглядывала его тело. Она в жизни не видела ничего столь прекрасного.
«Дьявол тоже прекрасен», – напомнил кто-то внутри, но голос был настолько слаб и далек, что Робин пропустила его мимо ушей. Да и поздно, слишком поздно было прислушиваться к предостережениям – Сент-Джон навис над ней.
Она ожидала боли, но не такого глубокого, разрывающего вторжения. Голова ее откинулась назад, из глаз хлынули слезы. Но даже сквозь жестокую боль не пробилось ни единой мысли отказаться, отвергнуть это мощное проникновение – Робин лишь сильнее прижалась к любовнику, обхватив его за шею. Казалось, он разделял ее страдания, потому что после первого глубокого толчка застыл без движения, обнимая девушку и ожидая, пока схлынет боль. Его мышцы напряглись, словно готовы были разорваться.
Внезапно грудь отпустило, и Робин глубоко втянула в себя воздух. Боль изменилась, превращаясь в нечто неописуемое. Глубоко внутри вспыхнула и разгорелась искра тепла, и бедра, вбирая растущий жар, медленно сладострастно задвигались. Тело словно оторвалось от земли и стало подниматься ввысь в языках пламени, просвечивавших красными отсветами сквозь сомкнутые веки. Весь мир сосредоточился на твердом мужском теле, которое раскачивалось над ней и погружалось в нее. Жар переполнял ее, выносить его больше не было сил. В самый последний миг, когда Робин думала, что умрет, что-то взорвалось внутри, и она начала падать, медленно, как осенний лист, все ниже, ниже… пока наконец не опустилась на жесткую узкую койку в полутемной каюте огромного корабля, взрезающего бурные волны.
Открыв глаза, она увидела прямо перед собой лицо Мунго, который смотрел на нее с задумчивым, торжественным выражением. Она попыталась улыбнуться, но получилось жалко и неубедительно.
– Пожалуйста, не смотрите на меня так.
Ее голос звучал глубже, обычная хрипотца усилилась.
– Мне кажется, я вижу тебя впервые, – прошептал он, проводя кончиком пальца по ее губам. – Ты совсем не такая.
– Что значит – не такая?
– Не такая, как другие женщины.
От этих слов у нее кольнуло сердце. Мунго пошевелился, отстраняясь, и она крепче сжала объятия, в панике от мысли, что потеряет его.
– У нас только эта ночь, – сказала Робин. Он вопросительно приподнял бровь. – И не спорьте! – продолжала она с вызовом.
Губы его насмешливо скривились. Она почувствовала раздражение.
– Я ошибся, – с улыбкой произнес он. – Ты такая же, как все. Разговоры, вечно одни разговоры.
В наказание за эти слова Робин отпустила его, но тут же ощутила страшную пустоту и как результат новую вспышку ненависти.
– Вы безбожник! – воскликнула она.
– Как ни странно, – с иронией заметил Мунго, – большинство самых тяжких преступлений совершается с именем Божьим на устах.
Правота его слов погасила ее пыл. Робин с трудом приподнялась и села в койке.