– Прикажи слуге расседлать лошадей и отвести в конюшню. Возвращаться уже поздно, заночуешь у меня.
Когда Зуга вернулся, слуга-малаец задернул шторы, зажег лампы и разложил по тарелкам огненное карри из курицы и желтый рис. Харкнесс открыл новую бутылку капского бренди. Поев, мужчины отодвинули эмалированные оловянные тарелки и вернулись к карте. Час проходил за часом, но ни тот ни другой не замечал хода времени. Уютный свет лампы и выпитое бренди подогревали азарт. Хозяин то и дело вставал, чтобы подкрепить свой рассказ очередным трофеем. Он протянул Зуге кристалл кварца с четкими прожилками самородного золота.
– Если золото видно, значит, месторождение богатое.
Зуга понимающе кивнул.
– А почему вы сами не занялись разработкой жил?
– Мне ни разу не удавалось надолго задержаться на одном месте, – грустно усмехнулся старик. – Всегда была река, через которую хотелось переправиться, горная цепь или озеро, которых надо было достичь, или я преследовал стадо слонов. Не было времени рыть шахту, строить дом, растить стадо.
Первые лучи утренней зари уже сочились сквозь занавески.
Зуга воскликнул:
– Пойдемте со мной! Пойдемте искать Мономотапу!
Харкнесс рассмеялся:
– Я думал, ты собираешься искать отца.
– Да как угодно, – засмеялся в ответ Зуга. Он чувствовал себя как дома, словно знал старика всю жизнь. – Представьте лицо отца, когда он увидит, что вы пришли его спасать!
– Оно того стоит, – признал Харкнесс.
Веселье на его лице растаяло, сменившись таким глубоким сожалением, такой печалью, что Зуга ощутил непреодолимое желание протянуть руку и погладить изуродованное плечо. Харкнесс отстранился. Он слишком долго жил один и не привык, чтобы кто-то его утешал.
– Пойдемте, – повторил майор.
– Я уже отпутешествовал свое, – глухо проговорил старый охотник. – Остались только кисти, краски да воспоминания.
Он обвел взглядом ряды холстов, брызжущих светом и радостью.
– Вы еще полны сил и жизни, – настаивал Зуга. – Вы столько знаете…
– Хватит! – с горечью оборвал его старик. – Я устал, а тебе пора. Давай, убирайся.
Лицо Зуги вспыхнуло гневом, он вскочил на ноги и несколько мгновений стоял, глядя на старика.
– Уходи! – повторил Харкнесс.
Молодой человек коротко кивнул:
– Отлично.
Он опустил взгляд на карту. Ее надо заполучить любой ценой… Впрочем, Харкнесс не согласится ни на какую цену. Нужно что-то придумать, обязательно.
Зуга повернулся и прошагал к парадной двери. Собаки, спавшие на полу, вскочили и ринулись следом.
– Гарньет! – сердито крикнул он. – Седлай коней!
Он стоял в дверях не оборачиваясь, заложив руки за спину и нетерпеливо покачиваясь. Тощая фигура старика, ссутулившись, застыла у стола в свете лампы.
Слуга привел лошадь. Зуга отрывисто бросил через плечо:
– Будьте здоровы, мистер Харкнесс.
В ответ раздался дребезжащий старческий голос, который трудно было узнать:
– Приходи еще. Нам есть что обсудить. Возвращайся – через два дня.
Зуга вздохнул, расслабив напряженную позу. Он было обернулся, но старик лишь раздраженно махнул рукой. Майор лихо сбежал по лестнице, вскочил в седло и пустил коня в галоп по узкой разбитой колее.
Давно стих стук копыт, а Харкнесс все еще сидел за столом. Как ни странно, во время беседы боль почти не чувствовалась, отступив на самое дно сознания. Он снова ощутил себя молодым и здоровым, будто питаясь энергией собеседника. Но стоило мальчишке позвать его с собой, боль нахлынула с новой силой, словно желая утвердить свою власть. Гиена, которая поселилась в животе, росла с каждым днем, набирая силу и пожирая внутренности. Закрыв глаза, он представлял ее такой, какой видел тысячи раз в отблеске лагерных костров, – там, в чудесной стране, закрытой теперь навсегда. Чудовище прочно обосновалось внутри, его зловонное дыхание стояло в горле. Боль по-звериному жадно вонзила клыки в его нутро. Из груди вырвался стон.
Пинком отшвырнув стул, Харкнесс выхватил из шкафа заветную бутылочку и отхлебнул прозрачную, едко пахнущую жидкость прямо из горлышка. Доза слишком велика, это он понимал, но чтобы обуздать гиену, с каждым днем требовалось все больше, а облегчение приходило все позже. Старик прислонился к углу шкафа, утирая со лба холодный пот.
– Пожалуйста, – прошептал он, – пожалуйста, пусть это поскорее закончится.
Утром Баллантайн вернулся в поместье Картрайта, где его ждало с полдюжины записок и приглашений. Одно из них, написанное на официальном бланке адмиралтейства, особенно обрадовало майора, так как содержало вежливое требование явиться к достопочтенному Эрнесту Кемпу, контр-адмиралу Королевского военно-морского флота, командующему Капской эскадрой.