-- Каких именно? -- спросила она.
-- Кто был герцог Клаудио: моралист или чудовище? -- ответил я. -- По мнению историков, он был чудовищем и к тому же безумцем. Альдо думает иначе.
-- Естественно, -- сказала синьора Бутали. -- Ему нравится быть не как все.
В ее голосе звучали шутливые интонации, но взгляд, который она бросила на Альдо, звал, манил... Хозяйка дома приготовилась ко второму кругу ритуального полета. Я подумал о мертвенном выражении лица, с каким она шла со мной из церкви, и сопоставление не льстило мне, третьему.
-- Как бы то ни было, жители Руффано считали его чудовищем и поднялись против него и его двора в кровавом восстании.
-- И мы увидим это на фестивале? -- спросила она.
-- Не спрашивайте меня, спросите Альдо, -- ответил я.
С рюмкой ликера в руке, слегка напевая, синьора Бутали направилась к его креслу, и в том, как она склонилась над ним, все говорило о страстном желании. Только мое присутствие не позволило ей прикоснуться к Альдо.
-- Так мы увидим восстание? -- спросила она. -- И если да, то кто его возглавит?
-- Все очень просто, -- сказал Альдо, даже не взглянув на нее. -Студенты Э. К. Ведь они уже созрели для восстания.
Она подняла на меня брови и поставила рюмку на рояль.
-- Новшество, -- сказала она, откидывая крышку рояля. -- Я думала, что принимать участие в фестивале могут только студенты художественного факультета.
-- Но не в этом году, -- сказал он. -- Их слишком мало.
Она допила свой ликер -- нектар королеве перед полетом -- и села на табурет.
-- Что вам сыграть? -- спросила она.
Вопрос -- мне, улыбка -- ему. Тон ее голоса, вся ее поза, руки, застывшие над клавишами, -- все это было для моего брата.
-- , -- сказал я. -- Она беспола.
Такой накануне днем была она для меня, путника, чужого в собственном доме, где его со всех сторон окружали призраки. Затем полетный каскад звуков рассеял ностальгию -- это обрывочное напоминание о неуловимом и быстротечном мгновении. Теперь был вечер и в доме был Альдо. Пианистка, которая вчера играла из любезности, теперь стремилась привлечь к себе моего брата самым естественным для нее способом. , которую по всей стране играют тысячи учеников, стала танцем любви, зовущим, обещающим, бесстыдным. Поражаясь форме, в какой синьора Бутали предлагает себя, я сидел, вытянувшись, в кресле и смотрел в потолок. Со своего места за роялем она не могла видеть мужчину, которого надеялась очаровать. Я мог. Не замечая музыки, он делал карандашные пометки в моем переводе. Дебюсси, Равель, Шопен не возбуждали его. Он никогда не был одержим музыкой. Если синьора играла, для него то был лишь звуковой фон, и едва ли он трогал его больше, чем уличный шум.
Мне было невыносимо видеть и чувствовать, что ее усилия пропадают втуне. Я закурил сигарету и стал мысленно плести фантастические узоры, представляя себя на его месте... музыка замолкает, я поднимаюсь с кресла, пересекаю комнату и закрываю ладонями ее глаза, она старается отвести их. С ускорением музыкального темпа моя фантазия еще больше разгорячилась. Как нестерпимо тяжело было мне молча сидеть там и всем существом переживать ее призыв, обращенный, увы, не ко мне. Я ни секунды не сомневался, что Альдо, при всем своем равнодушии к музыке, прекрасно понимает смысл этого призыва. Я желал ему удачи, ей -- удовлетворения желаний; но так делить с ними их близость было, по меньшей мере, сомнительным удовольствием.
Наверное, синьора Бутали почувствовала неловкость моего положения, поскольку встала из-за рояля и захлопнула крышку.
-- Ну, -- сказала она, -- с восстанием покончено? Теперь мы можем расслабиться?
Ирония, если таковая была, возымела на моего брата не большее действие, чем музыка. Он взглянул на синьору и, увидев, что она перестала играть и обращается к нему, отложил свои записи.
-- Который час? Уже поздно? -- спросил он.
-- Десять часов, -- ответила она.
-- Я думал, мы только что кончили обедать, -- сказал он.
Он зевнул, потянулся и положил записи в карман.
-- Надеюсь, -- сказала синьора Бутали, -- вы уже закончили первую сцену, если именно над ней трудились весь вечер.
Она предложила мне еще ликеру, но я покачал головой и пробормотал, что мне пора возвращаться на виа Сан Микеле. Альдо улыбнулся, то ли моей воздержанности, то ли колкости синьоры Бутали.
-- Моя первая сцена, -- сказал он, -- продумана несколько недель назад и разворачивается за кулисами. Во всяком случае, должна разворачиваться за кулисами, если мы хотим соблюсти приличия.
-- Грохот конский копыт? -- спросил я. -- Сцена еху?
-- Нет-нет. -- Альдо поморщился. -- Это в самом конце. Сперва нечто волнующее для создания атмосферы.
-- И что же именно? -- поинтересовалась наша хозяйка.
-- Совращение знатной дамы, -- ответил он. -- То, что мой переводчик с немецкого называет .
Наступило продолжительное молчание. Цитата из моих поспешных заметок была более чем некстати. Я резко поднялся, изобразил дежурную улыбку групповода и сказал синьоре Бутали, что завтра в девять утра мне надо быть в библиотеке. Мне казалось, что это наилучший способ прервать затянувшееся молчание, однако, еще не закончив фразы, я сообразил, что мой внезапный уход -- слишком явная реакция на слова Альдо.
-- Не позволяйте синьору Фосси перегружать вас работой, да и себя тоже, -- сказала наша хозяйка, протягивая мне руку. -- И приходите, когда у вас будет настроение послушать музыку. Думаю, мне нет нужды напоминать вам, что этот дом когда-то был вашим. Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя здесь так же свободно, как ваш брат.
Я поблагодарил ее за гостеприимство и заверил, что если ей или ее мужу понадобятся какие-нибудь книги из библиотеки, то стоит лишь подойти к телефону.
-- Вы очень любезны, -- сказала она. -- В конце недели я буду в Риме. Я дам вам знать.
-- Я провожу тебя, -- сказал Альдо.
Проводит. Не уйдет вместе со мной. Дверь в музыкальную комнату осталась открытой, и пока мы спускались по лестнице, я весело и нарочито громко вспоминал про то, как часто Альдо гонялся за мной на верхний этаж. Мне не хотелось, чтобы синьора Бутали подумала... именно то, что она наверняка подумала. Вечеринка закончилась.
Альдо прошел со мной через сад и распахнул калитку. Свет фонаря бросал на улицу длинные тени. Ярко светили звезды.