Во-первых, как весьма скоро сможет убедиться каждый, само ночное происшествие не было, в конечном счете, сколько-нибудь значительным и не имело для нас почти никаких последствий - так, заурядный в условиях планеты двух солнц факт из летописи борьбы ее диких обитателей за существование; во-вторых, с самого начала я был далек от мысли написать художественное произведение, что, разумеется, освобождает от обязанности соблюдать законы какого- либо жанра; в-третьих, нет нужды читателю повторять пройденный мною путь догадок и ошибок... Виктор Горт раньше проник в суть явления, и потому - слово Художнику.
Кристалл пятый. КОНТАКТ
...Впервые Эрг пришел среди ночи. Это было после нашего второго, утомительного, однако без всяких приключений, похода за водой. Без странностей, правда, не обошлось: с поляны исчезли те самые черные цветы, которые едва не убили меня накануне (или это не было "покушением"?). А вместе с ними - добрая старая камера, прослужившая мне не один год. Огорчало не столько исчезновение аппарата, сколько другое: вместе с ним пропала целая серия снимков; среди них были, кажется, и настоящие. Надо ли говорить, что беспокоила необъяснимость происшедшего. Не польстились же на камеру существа, чьи следы мы видели у колодца! И все-таки главное - сплошной мистикой было исчезновение необычайных цветов... Или "цветов"? К счастью, а может к сожалению, ваш покорный слуга способен поверить в любые чудеса. Но речь не обо мне. Забавный парадокс: именно необъяснимость факта - вчера цветы были, сегодня их нет - несла в себе заманчивую возможность найти ему вполне реалистическое и, что особенно важно, безобидное истолкование. Мы в самом деле заблудились в пустыне, - попытался внушить Петр Вельд несчастной Коре Ирви и этому истеричному меланхолику Рустингу... Неудачная, увы, попытка, смехотворное объяснение.
Не нравилась мне эта планета. Не нравилась своими нелепыми сдвоенными солнцами, бесстыдно обнаженной враждебностью к живому, которой дышал проклятый зной, и несмолкаемое шуршание песков, - будто унылый хор злобно-тупых голосов заранее пел нам отходную; не нравилась тем, как она действовала на психику - побуждая нас к резкости, обостряя отношения, вызывая конфликты, до поры до времени погасавшие, к счастью, Не успевая разрастись в пожар открытой взаимной неприязни, а то и вражды, бессмысленной необъяснимой ненависти. Последнее было бы самым страшным и обидным. Я всю жизнь провел, как говорили когда-то, "на колесах", и мне доводилось быть очевидцем гибели людей вследствие того лишь, что паника и порожденные ею взаимная отчужденность, нелепо-жестокий эгоизм побуждали человека к нелогичным, не свойственным его природе, диким и позорным поступкам.
Равновесие поддерживали славный старик Вельд и этот в общем симпатичный мне мальчик, которому так нравилось, когда его величали астролетчиком Бегом Третьим. Правда, первого и в самом деле можно было сравнить при желании с безупречно отлаженным механизмом - конечно же, имея в виду только великолепную реакцию и отточенную выверенность обусловленных, вызванных ею действий; в целом я его принимал. А молодой человек несколько раздражал юношеским максимализмом - качеством, всегда немного смешным, нередко даже отталкивающим, ибо оно свидетельствует, без сомнения, об определенной ограниченности... Но за последние годы я научился терпимости (возраст дает о себе знать?) и перестал требовать от людей слишком многого. Пожалуй, у меня вообще в известной мере трансформировались критерии. Не то что безразлично теперь, богат или беден человек духовно, однако это требование, некогда главное, как бы отступило на второй план. Важнейшим сделалось нравственное начало как основа поведения в той или иной, особенно в сложной, обстановке. Проще можно сказать так: не мелок человек, не труслив, не подл, не жесток и слава богу! Если же он еще умен, развит, утончен, то вовсе отлично. Однако мое отношение к людям определяется прежде всего первым.
...Собственно, именно сформулированное выше я успел выложить Эргу в самом начале контакта. Друзей, которых у меня немного, удивила бы подобная непосредственность. Поначалу она, признаюсь, удивила меня самого. Далее, оправившись от вполне объяснимого потрясения, вызванного не слишком, мягко говоря, обычной встречей, я решил, что все в порядке, все логично, понятно и подлежит оправданию множеством обстоятельств, сопутствующих контакту. Да ведь и не с человеком я вдруг разоткровенничался - хотя привыкнуть к этой мысли, вероятно, никогда не смогу. А между тем факт остается фактом: эрги не люди, они... эрги, иначе их не назовешь. Постараюсь быть в дальнейшем более последовательным.
Итак, Эрг пришел среди ночи. Он стал перед креслом, в котором я лежал, и дождался, пока с меня слетят остатки сна. Молча сделал знак рукой - и я так послушно, даже с готовностью последовал за ним к выходу из ракеты, словно иначе и быть не могло. Да и с чего бы мне не пойти? Он был точной копией своего двойника, и я воспринял его как оригинал, а уж тот очень даже мог пожелать со мной объясниться наедине. Мы успели порядочно удалиться от ракеты, прежде чем я убедился в своей ошибке. Остановился - на половине шага - и Эрг, шагавший легко, стремительно, так что песок коротко взвизгивал под ботинками, и острый звук этот мгновенно обрывался... Он обернулся, я встретил взгляд зорких серых глаз и ясно понял: передо мной не человек. У человека в призрачном ночном свете непременно расширились бы зрачки; у него они оставались крошечными, как острие булавки.
Должно быть, я изменился в лице, потому что Эрг быстро сказал:
- Не бойтесь, я не причиню вам вреда! Даже если бы хотел - не смог... Но я и не хочу.
- Я не боюсь! Он засмеялся:
- Вы самолюбивы... Это смешно, не правда ли?
- Почему же. Смешно, когда самолюбие заявляет о себе по ничтожному поводу. Иначе говоря, оно может быть смешным, как все несоразмерное, не больше... - Тут я спохватился: - Да кто вы такой, черт возьми?! Ведь не...
- Нет, конечно. Я - другой. Или, точнее, другое... Да, разумеется, людям для установления Контакта необходимо знать, с кем они... как это? С кем они имеют дело. Простите, я узнал это недавно и потому не сразу применил новое знание. Сейчас объясню все, что уже могу объяснить. Но, если вы не против, пойдемте, пожалуйста, дальше... Видите ли, я постоянно испытываю потребность в движении... действии вообще.