-...И данная информация вас развлекает? - резко перебил я.
Господи! Кажется, Эрг смутился.
- Как вам ответить? Конечно, нет! Но... мне неловко, что ли... Сам-то я не имею к этому никакого отношения! - Помолчав, с нажимом произнес: - Ведь я прежде всего эрг. - Открыто, насколько было для него возможно, взглянул мне в глаза и участливо, черт бы его побрал, объяснил: - Если вас что-либо должно беспокоить, то, право же, совсем другое... Не пугайтесь, я пока не уверен, но... кажется, из всех моих чувств самое сильное - стремление жить, существовать. Вы понимаете, что это значит?
"Зззвизг-ззвизг!" - вскрикивал песок под его ногами.
"Зззвизг-ззззвизг!" - лезвием ножа по стеклу отзывалось у меня в ушах.
Странная ночь, мистическая ночь!
Холодная чужая луна висела над ржавой пустыней.
Понимание родилось в отдаленном уголке сознания, хлестко ударило в мозг ледяной волной - я содрогнулся:
- Вы хотите сказать...
- Да, - бесстрастно откликнулся Эрг. - Я... или мы... Не знаю, как и почему рождается жизнь. Но главное мое желание - чтобы она меня не покинула. Энергия переполняет мое существо, вы видите: я не могу остановиться... Не знаю, что я такое, но тому, кто захочет меня уничтожить, прежде самому придется прекратить существование.
Мы шагали плечо к плечу.
"Зззвизг-ззззвизг!.."
Мне было страшно. Интересно, страшнее, чем Солу Рустингу? Глупости, подумал я, нельзя сравнивать меры страха. Это все равно, что пытаться выяснить, кому было больнее - человеку, которому удаляли без анестезии зуб, или сломавшему руку. Все зависит от индивидуальных качеств, от восприятия и прочих привходящих факторов.
Каюсь, я вел себя вопреки всем рекомендациям, созданным специалистами на случай возникновения контакта с неземной цивилизацией. Но и то сказать: во-первых, еще никому не доводилось проверять правильность и универсализм этих предписаний на практике; во-вторых, я был всего-навсего Художник, а не Разведчик и, следовательно, свободен от обязанности досконально знать указанные рекомендации; и, наконец, в-третьих, можно ли было считать Эрга представителем инопланетного, не человеческого Разума - особенно учитывая все известные обстоятельства? А потому я задал ему вопрос, который с определенного момента - а именно с того, когда впервые прозвучало слово "скопирован", - занимал меня больше, нежели мысль о том, что Эрг может быть опасен:
- Почему из всех снимков ожил именно этот?
- Я пока не знаю, только ли он. Когда узнаю - скажу.
- Это случится сегодня?
- Не знаю.
- Значит, вы придете еще?
На мгновенье почудилось: ожили иглы-зрачки! Эрг, казалось, борется с сильным неприятным чувством. Он сухо ответил:
- Конечно.
Меня вновь осенило:
- Но вам этого не хочется?
- Напротив, - угрюмо усмехнулся он. - Мне этого слишком сильно хочется!
Я понимал, что рискую, дразня этого монстра, и все-таки спросил:
- Выходит, не можете бороться с желанием лицезреть меня? - Нет, не мальчишество было движущей силой - хотя Мтвариса не раз упрекала меня именно в мальчишестве, - а желание разобраться во всем. И я добавил: - Это, вероятно, раздражает, причем здорово, а?
Секунду или две я ждал, что он бросится на меня. Затем понял: ничего не произойдет. Право, в способности владеть собой Эрг не уступал "оригиналу". Он сказал изменившимся голосом:
- Меня тянет к вам... как ребенка к матери. Ого! На глазах совершался процесс становления личности, и происходило это весьма быстро. Эрг очеловечивался - и заимствовал у своего прототипа далеко не лучшие черты. Чем заметнее делалось сходство, тем глупее становилась ситуация. Я поймал себя на том, что почти рад встретить по-прежнему мертвенно-острый взгляд его глаз: теперь лишь это помогало сохранять чувство реальности происходящего; в противном случае пришлось бы воспринимать Эрга как человека.
Тут навалилась огромная усталость, и едва ли не равнодушно я задал последний вопрос - в сущности, наверное, главный:
- Вы говорили о жажде существовать, жить... Значит ли это, что ради ее удовлетворения - сохранения себя - вы способны на убийство?
- Убийство? - Эрг явно не понял вопроса, и я знал почему: человеку, с которого он был слеплен, даже мысленно не приходилось обращаться к этому понятию, как и всем нам. - Убийство... - повторил Эрг, судя по всему, напряженно стараясь отыскать нужное в не принадлежащей ему памяти. Нашел - и ужаснулся. Долго молчал. Ответил: - Да.
Я не успел проследить, как он исчез, словно растворившись в густом молоке неземной ночи, где все было чуждым и, верно, враждебным человеку. Возможно, я не успел оттого, что к тому времени мы подошли совсем близко к ракете, и мне почудилось движение по ее другую сторону. Вглядевшись, однако ничего не увидев, я опять повернулся к Эргу... Его не было. Впрочем, пришла усталая мысль, стоит ли удивляться по ничтожному поводу после всего остального?
Ракета напоминала многоглазого спящего зверя. Огибая хвостовые дюзы, я лицом к лицу столкнулся... ну да, с Эргом! И прочел в его глазах недоумение, и понял, что наверняка уставился на него как на привидение.
Стажер Космоуниверситета Бег Третий - славный юноша, дважды спасший мне жизнь и волею дурацкого сплетения обстоятельств сделавшийся моим соперником, а следовательно, врагом, - ответил взглядом, в котором не было и тени дружелюбия. Я наклонил голову, предлагая пройти первым, он поблагодарил так же сдержанно... Устроившись в своем кресле, я твердо решил тщательно все обдумать. И сразу заснул.
Вторично Эрг явился в самое не подходящее для визитов время - перед началом побоища, которое состоялось в свете иллюминаторов и в котором я посему не смог принять участия. Впоследствии выяснилось: для окружающих голограф Горт попросту "лишился сознания"; для меня это стало мгновенным перемещением в отдаленный район красной пустыни, откуда было невозможно ни видеть, ни слышать происходящее... И вновь была полная иллюзия физического контакта. Я воспринимал и осмысливал его речь, наблюдал выразительную мимику, сам говорил и жестикулировал, ощущал покорную податливость песка при каждом шаге... Доведись мне не пережить, а услышать о таком, я бы стад утверждать, что это был бред, галлюцинация.
Мы вновь ходили с Эргом локоть к локтю, по замкнутой кривой. Та же холодная луна стояла в небе; так же неподвижен был воздух. Тишина. И на этот раз, во всяком случае поначалу, никаких особых эмоций.