Изрядно поредевшие в результате неистового Челлова вмешательства ряды маленьких разбойников ретировались с поля битвы. Покинули его и оставшиеся в живых жертвы... Остается дорисовать картину.
Начисто обглоданные скелеты на красном - ненамного, пожалуй, краснее обычного - песке. Ставший привычным негромкий металлический хруст его под ногами, когда мы торопливо уничтожали следы резни Бесстрашный воин Тингли Челл, с гордостью, смягченной юмором, повествующий о перипетиях сражения, в то время как Кора перевязывает ему царапину на плече... И мечущийся в самой тяжкой из мужских скорбей - скорби непоправимо оскорбленной гордости, попранного самолюбия, безысходного стыда Сол Рустинг: парализованный первым ужасом, он так и не сумел заставить себя выйти из корабля.
Астропилот Бег Третий, у которого были твердые нравственные принципы, подошел к Тингли Челлу, протянул руку, четко произнес:
- Вы достойно вели себя. Я рад, что ошибся в вас. Сначала недоверчиво, затем с просветленным лицом Практикант ответил на рукопожатие. Кора Ирви едва не прослезилась от умиления. Совсем сник, стал похож на бесформенное пятно, удручающе жалкое на фоне Челлова возвышения, маленький чиновник Сол. Я, по правде говоря, несколько растерялся. А "космический мусорщик" поглядел- поглядел на трогательную мизансцену, неторопливо сказал:
- Не следовало, между прочим, вмешиваться в чужие дела... Планета неисследованная, мы в ее экологии, что называется, ни бум- бум, да и вообще Космический устав категорически предостерегает...
- Как бы чего не вышло?! - воскликнул уязвленный в самое сердце Тингли. Кора, конечно, вступилась:
- Ну зачем вы так, Петр Вельд! Посмотрите, какая ужасная рана...
- Я уже смотрел, дорогая Кора, - невозмутимо ответил тот. - Эти чертовы обрубки, что так хорошо горят, имеют весьма отдаленное сходство с настоящими кактусами, только колючки у них, пожалуй, одинаково длинные и острые...
- Все равно они могли его растерзать!
- Так или иначе - Тингли Челл не испугался опасности, - счел своим долгом вмешаться Бег; он хотел быть последовательным. - Никто заранее не знал меру риска.
- Не было никакого риска, - так же спокойно возразил Петр Вельд. - Я тебе уже говорил, что неоднократно и на разных мирах убеждался на собственном опыте: животное всегда старается сделать так, чтобы его путь не пересекся с путем человека, и нападает, только защищаясь, а защищается лишь в том случае, если не может убежать... Ну и еще спасая детеныша. Не думаю, чтобы все это могло нам польстить.
Я увидел лицо Тингли Челла и в который раз пожалел, что со мной нет моей камеры...
Кристалл шестой. УТОЛИТЬ ЖАЖДУ
Давным-давно (хотя Вельд, усмехнувшись, сказал, что восемь и даже десять лет назад - это не "давным-давно") я мучился, выбирая, кем стать - творцом или исполнителем... Надо заметить, что уйма воды утекла с тех времен, когда последнему понятию был присущ некий явно обидный оттенок. Я имею в виду недвусмысленный намек на само собой подразумевающуюся подчиненность Исполнителя Творцу: первый, мол, призван реализовать идею второго, и чем меньше он будет при этом думать, проявлять самостоятельности, тем лучше для дела. Чепуха, согласитесь, получалась! Выходило, к примеру, что если конструктор космокорабля - "творец", то астропилоту, который этот корабль поведет, остается лишь роль "исполнителя"... Но кем в таком случае может быть тот же конструктор в сопоставлении с ученым - специалистом в области межзвездных сообщений? А сам ученый, коль скоро все его теоретические построения держатся на незыблемых законах природы, - не является ли он исполнителем тоже идей, заложенных в мирозданья, или, как говорили древние, "божьей воли"?.. Словом, оба вида деятельности привлекали меня в равной мере, так как сущность была одна - Созидание, а разница, на мой взгляд, сводилась к степени преобладания теории над практикой или наоборот. Что именно я выбрал - известно. Однако была пора, когда чаша весов склонялась в пользу "творца", и, опережая будущее, я мечтал о великих изобретениях. Более других (а их, поверьте, было предостаточно) манила идея создать прибор "индикатор личных достоинств человека"... Каково, а? Подносишь этакий "дозиметр человечности" к любому - и сразу видно, с кем имеешь дело, чего стоит индивидуум... Скажу всю правду: начать я собирался с себя, потому что юность больше всего боится не опасности извне, не смерти (о ней она вообще не думает), а угрозы возможного несоответствия представлений о себе тому, чем ты можешь оказаться в действительности. Попросту говоря, нормальный молодой человек готов скорее умереть, чем опозориться - в самом широком понимании слова. Впрочем, теперь я думаю, что человек в любом возрасте должен сохранять верность этому кредо. Пусть вероятный слушатель этих кристаллов простит мне изложенные выше трюизмы. Дело в следующем. Дальнейший ход событий на планете двух солнц подтвердил, что люди останутся людьми, сколько бы тысячелетий ни вместилось в историю человечества. Они будут вечно стремиться к совершенству - и никогда его не достигать. И, как в незапамятные времена, в непредставимом грядущем Красота по-прежнему будет соседствовать с Уродством, Высокое с Низким, Великое с Жалким... Меняются в сторону повышения строгости оценок - критерии, но единообразия не будет никогда. И никогда никто не изобретет прибор, о котором я мечтал подростком. Одна жизнь определяет подлинную цену человеческой личности, выясняя, кто есть кто. Наверное, в первую очередь по этой причине автоматы никогда не смогут до конца заменить человека. Они будут в тысячи, миллионы раз быстрее считать, варьировать, мыслить, несравнимо эффективнее действовать. Но они всегда будут беспомощны там, где решение и, следовательно, исход дела предопределяются нравственным началом... А теперь я вернусь к нашему приключению. Финал его близок.
Мы шли долго, и вокруг была все та же ржавая пустыня. На горизонте бестолково толпились пологие холмы; мы достигли их, оставили за собой, и открылся новый горизонт, где тоже были холмы, и больше никаких следов "пираний" или коричневых увальней... "Мы" - Петр Вельд, Виктор Горт и я. Тингли остался в ракете. Во- первых, утром он казался совершенно разбитым после вчерашнего бурного вмешательства в "чужие дела", как выразился Вельд; кстати, полностью разделяя его позицию, согласующуюся с требованиями Космического устава, я оставался при своем мнении: как бы там ни было, Практикант показал себя смелым парнем. Из последнего вытекало "во-вторых" в случае чего он мог защитить Кору Ирви и несчастного слабака Рустинга. Мне было жаль этого великого мученика - по-своему именно великого, ибо я еще не встречал человека, столь порабощенного страхом. Кроме того, хотя он так и не посмел выйти из корабля, я почему-то не сомневался: ради Коры он способен на подвиг... Настало время - моя уверенность подтвердилась. И пусть то было трагическое подтверждение, я все же обрадовался ему.