Проведенное Пуадебаром всестороннее изучение римской пограничной полосы показало, каких успехов можно добиться с помощью авиации в засушливых районах Ближнего Востока, там, где раньше процветали древние цивилизации. Этот предметный урок не прошел даром для других исследователей.
Впервые Пуадебар осознал эффективность аэронаблюдения в Персии. И именно эта страна была выбрана для, пожалуй, самого грандиозного воздушного исследования, осуществленного в период между двумя мировыми войнами. Экспедицию финансировал Восточный институт Чикагского университета. Опа работала с 1935 по 1937 г., и возглавлял ее востоковед Эрих Ф. Шмидт, уроженец Германии, который начал свою археологическую карьеру со стратиграфических исследований в Аризоне.
Шмидт, разумеется, понимал, что этот засушливый район чрезвычайно благоприятен для воздушной разведки. И не ошибся. Его полеты над различными частями древней страны с частыми приземлениями и проверочными раскопками принесли замечательные результаты. Вблизи Каспийского моря он обнаружил пограничную стену с прилегающими фортами, протянувшуюся на юг примерно на 100 миль, так называемый Вал Александра. Связь этого сооружения с именем македонского завоевателя довольно сомнительна. Вероятно, оно было воздвигнуто в незапамятные времена для защиты Персии от вторжений кочевников из Центральной Азии. Кроме того, Шмидт обнаружил множество больших, погребенных под песками городов, и в том числе кольцеобразную столицу Гур на юго-западе Иранского нагорья диаметром в одну милю. Во время другой воздушной разведки над окрестностями Персеполя, древней столицы Дария и Ксеркса, Шмидт провел в воздухе около тринадцати часов и отметил не менее четырехсот разрушенных поселений.
По тем временам экспедиция Шмидта имела превосходное снаряжение. Самолет и все приборы были специально приспособлены для авианаблюдений. Однако Шмидт не смог предусмотреть всего. По его собственному признанию, ему «просто не приходило в голову, что эти воздушные операции с самыми мирными целями могут вызвать осложнения в этих неспокойных странах Старого Света». Подозрительные и медлительные персидские власти долго держали его в мучительной неизвестности. Наконец ему дано было разрешение на полеты, но при условии, что потом он оставит свой самолет в Персии. Кроме того, работе Шмидта очень мешало то обстоятельство, что он не был знаком с особенностями местных злаковых и других растительных примет. Так, когда весной 1936 г. Шмидт сделал вертикальный аэрофотоснимок Истахра, близ Персеполя, он и его коллеги из Чикагского университета решили было, что снимок смазан и никуда не годится. К счастью, прежде чем окончательно признать его негодным, они заметили, что растительный рисунок, вероятно, очерчивает план погребенного города. Это внезапное открытие скорее потрясло их, чем обрадовало. Оно означало, что полуторагодичная работа археологов, архитекторов и наблюдателей полевой экспедиции Восточного института, которые затратили столько сил и средств, чтобы составить карту этого участка, была ни к чему! Их карту заменили несколько аэрофотоснимков, гораздо более подробных и несравненно более точных!
Подобные же уроки можно было извлечь из многих случайных авианаблюдений над древними землями Ближнего Востока, где воздушная археология сделала свои первые шаги (вернее, вылеты) во время первой мировой войны. Военные летчики и пилоты почтовых самолетов, базировавшихся в этом районе, не раз видели загадочные каменные стены, террасы и хижины и в Сирии и в Иордании, но знали о них только, что это «постройки каких-то древних людей». Инсолл, открывший в свое время Вудхендж, значительно дополнил сведения Бизлея, пионера исследований Самарры, с помощью обыкновенного маленького фотоаппарата. Тогда же, недалеко от Багдада, на другом берегу Тигра, напротив Ктесифона, он отыскал по темным полосам растительности другую древнюю столицу — Селевкию, основанную приблизительно в 300 г. до н. э. Она впервые дала ученым полный план македонского города. И что интересно: все улицы в нем пересекались под прямым углом, а кварталы представляли собой правильные квадраты, как в более поздних римских городах.
В 1928–1929 гг. Кроуфорд несколько раз побывал на Среднем Востоке, и здесь Инсолл показал ему с самолета Селевкию. Но, пожалуй, еще больше Кроуфорд был взволнован видом Хатры, покинутой северной парфянской столицы. Хатра процветала. Два римских императора — Траян и Север — безуспешно пытались захватить ее. Благодаря своей отдаленности Хатра на редкость хорошо сохранилась. Поэтому нет ничего удивительного в том, что археологи неоднократно возвращались к изучению ее, начиная с 30-х годов. В 1908 г. здесь работала научная экспедиция под руководством доктора Вальтера Андрэ из Немецкого восточного общества. Наземный план, составленный Андрэ, долго считался шедевром археологических изысканий. Он затратил не одну неделю, стараясь сделать его как можно точнее и подробнее. Однако Кроуфорду понадобилось всего несколько взглядов с высоты, чтобы убедиться, что в карте Андрэ имеется множество пробелов. На ней недоставало целой сети римских лагерей, осадных стен и других штурмовых сооружений.
«Мое посещение, — писал Кроуфорд, — продолжалось всего несколько часов. Мы вылетели из Мосула после завтрака и вернулись к ленчу. Однако мы успели приземлиться и тщательно осмотреть развалины, но еще до приземления командир эскадрильи Морган сделал несколько снимков, которые помогли заполнить пробелы на карте доктора Андрэ. На это ушло не более пяти минут».
В 1938–1939 гг., через несколько лет после Инсолла и Кроуфорда, новые подробности осадных сооружений римлян выявил с самолета сэр А. Стейн, этот Марко Поло XX в., прославившийся своими сказочными открытиями в Центральной Азии. Стейн вел перед второй мировой войной археологические аэронаблюдения в Месопотамии и на территории Иордании, прилегающей с юга к сирийскому оборонительному поясу, по направлению к Акабе. В ходе этих экспедиций он завершил изучение римской оборонительной системы, которая протянулась от окраин Сирии до Красного моря. К несчастью, в 1943 г. Стейн умер, и большая часть его работ осталась неопубликованной.
Пуадебар понимал, что его метод можно с успехом применять и в североафриканских провинциях Рима, где были сходные природные условия. По предложению Луи Леши, директора департамента древностей Алжира, он предпринял в 1937 г. ряд разведывательных полетов, однако его работа в Ливане помешала ему осуществить обширную программу задуманных исследований.
В 1939 г., несмотря на преклонный возраст, его призвали в армию, и он служил в картографическом отделе при французском верховном командовании.
Основной вклад в реконструкцию римского оборонительного пояса в Северной Африке — «от Марокко до Туниса», как предполагал Пуадебар, — внес, французский полковник Жан Барадез. Он работал на юге Алжира. Параллельно с ним вели воздушную разведку в Триполитании и Киренаике (Ливия) Р. Дж. Гудчайлд и другие английские ученые, а в Тунисе — Шарль Со-мань. Эти люди тоже не могли не обратить внимания на владения римлян в Северной Африке благодаря неизгладимому и вездесущему признаку римского владычества — шахматному делению полей (центуриации).
С Барадезом мы вступаем в новую эпоху. И не только потому, что его основные исследования проводились после второй мировой войны, а потому, что все они поощрялись и широко финансировались государством. Кроме того, Барадез начинал не с пустого места. В его распоряжении были серии плановых аэрофотоснимков, около 120 фотографий, сделанных с высоты примерно 12000 футов несколько лет назад с помощью совершенной аппаратуры, недоступной пионерам воздушной археологии. Но сама идея использовать эти снимки в археологических целях принадлежала Барадезу. До него никому не приходило в голову, что эти подробные и необычайно четкие фотографии, сделанные. с такой большой высоты, — прекрасный материал для изучения древних сооружений. Ведь их снимали в районе Эль-Кантара, в Южном Алжире, совсем для других целей для разработки проекта ирригационной плотины.